Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы

Стена над столом была расчерчена пустыми полками, только и ждущими, чтобы их заполнило неуклонно растущее собрание томов астропатической Онейрокритики. Они были короткими, поскольку новичку требуется время, чтобы создать исчерпывающую коллекцию образов и символов и архив с записями грёз.

Кай поставил на стол бутылку амасека, которую он взял в скиммере Дома Кастана, и поднял со стола тетрадь. Он бесцельно пустил веером её плотные страницы, втягивая запах бумаги, хрустящей от своей новизны. Все страницы были чистыми, ждущими, чтобы их заполнили воспринятым в грёзах, и Кай осторожно положил книжицу обратно. Она была пустой, но потенциал того, что могло бы заполнить её страницы, наводил на мысли о заряженном пистолете.

Каю, с учётом уровня его квалификации, хотелось почувствовать себя оскорблённым тем, что его поместили в келью новичка. Но злости не было. Это имело смысл, и он осознал, что подразумеваемое этим отсутствие ответственности вызывает у него душевный подъём. Он улёгся на спину и закрыл глаза, позволяя дыханию замедлиться. Кости ломило от пси-хвори.

Хотя его разум и был взбудоражен, редко кто из астропатов испытывал трудности с засыпанием. Подходящие мантры и техники умственной настройки позволяли достичь любых состояний сознания.

Каю с лёгкостью удалось заснуть, но его сновидения не принесли ему отдохновения.

– Твоя императрица под ударом, – с усмешкой сообщил Хормейстер Астропатов.

– Я в курсе, – ответила Сарашина, двигая по доске резную фигурку, сделанную из коралла с покрытой океаном планеты Лэйран. – Ты думаешь, я в первый раз играю в регицид?

Немо Чжи-Мэн улыбнулся и покачал головой:

– Конечно нет, но я не хочу выиграть из-за того, что ты "зевнёшь".

– Это в предположении, что ты одержишь победу.

– Обычно так и бывает.

– Не сегодня, – сказала Сарашина. Чжи-Мэн забрал кастеляна своим конником и положил его на покрытый ковром пол. Доска и фигуры были подарком самого Фениксоподобного, и оформление статуэток было чем-то невероятным. Каждая была сработана чуть ли не с маниакальной тщательностью и обладала индивидуальной неповторимостью – как и можно было ожидать от руки примарха, который был олицетворением подобного внимания к деталям. Фигурки оставляли ощущение совершенства, и прикосновение к ним доставляло не меньше удовольствия, чем сама игра.

– Думаю, что ты ошибаешься, – сказал Чжи-Мэн, когда Сарашина бросила через доску своего дивинитарха.

– Так подумай ещё раз, – ответила она, откидываясь на груду роскошных подушек, усеивавших пол апартаментов Хормейстера. – Видишь?

Чжи-Мэн склонился над доской и рассмеялся, осознав, что значила позиция фигур на клетках.

– Неслыханно! – воскликнул он, схлопывая вместе свои изящные, как у скульптора, руки. На левом среднем пальце было кольцо из оникса, на котором были вырезаны переплетающиеся символы. Возможно, это были письмена какого-то языка, но скорее всего, они просто служили украшением. Чжи-Мэн как-то поведал Сарашиной, что кольцо было приобретено у человека, утверждавшего, что он пришёл из Четвёртого Доминиона, но она подозревала, что это было очередное шаловливое бахвальство Хормейстера. Если бы у него сохранились глаза, то во время рассказа этой байки в них прыгали бы чёртики. Но его миндалевидные глаза закрывали зашитые веки, и это говорило знающим людям, что он был ослеплён больше столетия тому назад, когда были в ходу такие методы.

Хормейстер покачал головой и снова изучил доску, как будто проверяя, что он и в самом деле был разбит.

– Я побеждён клинком ассасина, таившемся в бархатном рукаве. И это когда я думал, что просчитал партию на достаточно ходов вперёд, чтобы с лёгкостью её выиграть.

– Хороший игрок в регицид думает на пять ходов вперёд, – сказала Сарашина, – но великий игрок в регицид...

– Думает всего на один ход вперёд, но этот ход – всегда наилучший [28] Автор активно использует афоризмы и высказывания на шахматные темы, преимущественно принадлежащие великим шахматистам XX века. В случае высказываний за авторством советских гроссмейстеров, при переводе отдавалось предпочтение оригинальному (русскому) варианту. , – закончил Чжи-Мэн, поглаживая длинные клинья своей белоснежной бороды. – Если ты намерена цитировать мне Жиллимана, то хотя бы дай мне сначала выиграть ради приличия.

– Может и дам в следующий раз, – ответила Сарашина. В апартаменты Хормейстера вошёл ослеплённый сервитор. Одетый в белое и не имеющий собственных мыслей, он был призрачным виде ́нием, чьё присутствие воспринималось её разумом как пятно тусклого света. Сервитору удалили часть мозга при помощи мыслеусекателей, оставив лишь самые зачаточные когнитивные функции.

– Знаешь, зачем я настаиваю на том, чтобы мы играли в регицид? – спросил Чжи-Мэн.

– Чтобы повыпендриваться?

– Отчасти, – согласился Чжи-Мэн, – но есть и кое-что ещё. Регицид помогает нам развить терпеливость и дисциплинированность при выборе между вариантами ходов, когда нас одолевает соблазн принять импульсивное решение.

– Всегда наставляешь, так?

– Обучение всегда идёт легче, если человек не знает, что его учат.

– Ты сейчас наставляешь меня?

– Нас обоих, я полагаю, – ответил Чжи-Мэн. Сервитор принёс стальной чайник-термос с настоем трав, и до Сарашиной долетел запах тёплого, подслащённого мёдом напитка.

– Ах ты сладкоежка, – сказала она.

– Сознаю ́сь, это моё слабое место, – ответил Чжи-Мэн, жестом отпуская сервитора и наливая тёплую жидкость в две чашечки. Одну он передал Сарашиной, и та осторожно отпила из неё, наслаждаясь сладостью вкуса.

– Это меня умиротворяет, – с улыбкой сообщил Чжи-Мэн. – А в подобные времена нужно хвататься за любой способ отвлечься. Разве ты с этим не согласна?

– Я думала, для этого есть кальяны с квашем.

– Отвлечься можно многими способами, – ответил Чжи-Мэн, снимая свой пояс и позволяя одеждам упасть на пол. Его тело было тощим и жилистым, но Сарашина знала о силе, которой обладали его хилые на вид конечности. Каждый сантиметр его бледной, натянутой, как пергамент, кожи был покрыт татуировками. Он набил их собственноручно при помощи иглы, которая, как говорили, была отломлена от позвоночника окаменелого чудовища, найденного в скальной подложке радиоактивных пустырей Мерики. На холсте его плоти было выткано великое множество изображений-оберегов: люди с ястребиными головами; змеи, пожирающие собственные хвосты; апотропические [29] Апотропическая магия, апотропайон (греч. "отводящее порчу") – ритуал, предназначенный для оберегания от зла. Может создаваться с использованием церемоний и заклинаний, например – постукиванием трижды по дереву, либо же просто путём ношения и или подвешивания в интерьере предмета, приносящего удачу (оберега, талисмана). кресты; глаза, защищающие от сглаза, и горгонейон [30] Горгонейон (др.-греч. "принадлежащее горгоне") – маска-талисман от сглаза с изображением головы горгоны Медузы, которым в период античности украшали здания и различные предметы (в том числе монеты) с целью отвращения зла. .