Владислав Выставной - Садовое кольцо

— Что-то мне подсказывает, что до победы еще далеко, — отчетливо сказал Книжник, вглядываясь в знакомый кремлевский пейзаж, проглядывавшийся за воротами. Крепко сжал руку Хельги и с силой произнес: — Все еще только начинается…

Помолчал. В голове проносились туманные мысли. О страшных сектантах, затаившихся в своих подземельях, и об удивительных людях леса. О подозрительных, молчаливых шайнах и о жутком тумане. О чудовище по имени Бука и его смертоносном Следе. О новых друзьях и старых врагах, о пройденном пути и путях предстоящих.

И сказал глухо, глядя вдаль, словно ни к кому не обращаясь:

— Мы не просто вышли за пределы Садового Кольца. Мы преодолели черту, которую сами себе провели, перейдя в оборону. Но времена меняются, Нельзя сохранить себя за глухими стенами. Мы — не просто Кремль. Мы — Русь, хоть и почти забыли об этом. Кто-то считает Кремль центром мирового зла, забывая о том, что сам жрет человечину. Да, мы центр. Мы центр человеческого духа, точка отсчета нового мира. Так давайте выйдем и расскажем об этом тем, кто давно потерял надежду Пусть знают, что мы уже здесь.

Это новое место было спокойным. Новое всегда поначалу спокойно. Пока не начинают одолевать тяжелые сны, насыщая пространство тьмой воспоминаний.

Как он был наивен, когда полагал, что сможет убежать, скрыться от прошлого. Нет, тьма шла по пятам. Долгие, бесконечно долгие годы тянется за ним этот шлейф зла. Он хотел добра каждому — но люди получали из его рук лишь страдания и смерть. И ничего не поделать с этим. Только оставлять привычные места — и идти дальше. Идти, оставляя за собой страшный след в мертвой земле.

Люди не зря боятся его. Больше всего пугает то, чего никогда не видел. Многие считают его уродливым монстром. Так и есть. Он уродлив и страшен — внутри. Но многие удивились бы, увидев вместо чудовища молодого длинноволосого парня в простой холщовой одежде.

Только это мало кому удастся. Ведь ему не нужны визиты, не нужны люди.

Но сегодня придет он. Тот, кому суждена эта встреча. Они разные, но одно их роднит, определяет жизнь и судьбу.

Одиночество.

Они оба пришли в этот мир как изгнанники из забытого всеми прошлого. Из странных, запретных мест, где люди ведут себя как звери, где воздух пропитан радиацией, где всюду подстерегает смерть, где темные силы исполняют желания.

Их вели сюда разные пути. Но эта встреча неизбежна, как смерть.

Сегодня он передаст незнакомцу частицу своей силы. Нет, тот даже не поймет, в чем дело. Ему и не надо ничего понимать. Он просто встретится лицом к лицу с монстром. И сам выберет свою судьбу.

Руки продолжали работу. За сотню лет движения можно отточить до совершенства. Тогда и кусок бронепластины под пальцами станет податливым как глина. Хорошо, когда есть занятие, способное отвлечь от навязчивых мыслей. Патрон в руке, оголенный стальной сердечник мерно царапает металл. Как вода, что за годы точит скалы.

Он придет. Как пришел во сне этот мальчишка. Тот, что вообразил его кошмарным монстром. Забавно было ощутить себя в этом образе. Но ничего не поделаешь — люди сами формируют мир вокруг себя. Когда грань между сном и явью размыта, сон начинает вторгаться в реальность.

Так эти странные люди, поклоняющиеся Кольцам, сделали из него демона. Впрочем, ему нет дела до мелких человеческих слабостей. Он не будет возражать, исправлять, помогать.

Ведь, что бы он ни сделал — станет лишь хуже.

Все дело в снах. Навязчивых снах, что пугают не только его. Те, кто случайно заглянул в его тяжелые сновидения, никогда уже не избавятся от страха.

Страх. То, что окружает его с самого рождения, то, что отталкивает от него людей, из-за чего его считают жестокой, бездушной тварью. Он устал разубеждать людей в этом. Более того — и сам уже начал считать так. Наверное, потому, что только бездушная тварь может пережить всех, кого любит, на долгие сотни лет. Все изменилось вокруг, все потеряло значение. Остался только страх. Страх, искажающий пространство и само время.

Может, именно этот страх и взорвал старый мир, погрузив его в пучину ядерной войны? И он же изломал как трухлявую ветку некогда величественную Останкинскую башню, склонившуюся над его головой. А после — скрутил вокруг нее это пыльное красное марево…

Все может быть. И все давно уже не имеет значения.

Он смотрел на огонь костра и чувствовал, как приближается гость.

— Можно присесть?

Хозяин костра отвык говорить. Он уже забыл, когда в последний раз с его губ срывались слова. Может быть, десять лет назад, может быть, сто. Последнюю беседу он вел совсем недавно — с этим пытливым кремлевским мальчишкой. Но то было во сне.

С тем, кто зовет себя Снайпером, надо говорить вслух.

— Присаживайся, — голос был сух и казался чужим. — Я успел забыть обычай, когда для того, чтобы сесть к огню, требовалось разрешение. Огонь — он ведь общий, как и весь мир.

Гость тяжело опустился рядом. В руках у него был автомат, за который он держался, как за последнее спасение. Иначе и быть не могло: оружие было частью сущности этого человека.

Снайпер.

Не нужно было спрашивать его имени. Ведь этот человек пришел из того мира, который породил его самого. Ностальгии не было. Давно уже основным состоянием стало равнодушие. У гостя же все впереди. Скорее из въевшегося автоматизма, чем из желания, хозяин извлек из костра гревшуюся там запечатанную консервную банку, обернул куском брезента. Перехватил поудобнее патрон с оголенным сердечником и принялся вскрывать.

— Так будет… проще, — сдавленно проговорил гость. Он протягивал нож, держа его за клинок. Снайперу тоже говорить непросто: дают знать тяжелые раны.

Хозяин кивнул:

— Спасибо. Мой нож сломался недавно. И хотя мне уже принесли новый, я все никак не соберусь его забрать.

Нож удобно лег в руку. Одно движение — и банка вскрыта. За сотни лет любое движение можно довести до совершенства. Поставил открытую консерву на асфальт. Взглянул на клинок, прочел потертую надпись на металле:

— «Сталкер». Забытое слово… Когда-то оно было мне хорошо знакомо…

— Просто нож… так называется. Оставь себе… Мне он… больше не понадобится.

— Благодарю, — с легкой запинкой сказал хозяин, — но он мне нужен лишь для того, чтобы открыть банку. Кстати, ты поранил лицо… — Он вгляделся в лик гостя, читая его, как открытую книгу. — Клинок, смазанный ядом потолочника… Рана нанесена прошлым вечером. Странно, что ты еще жив.

Ему не нужно много вещей. Но кое-что всегда под рукой. Как эта помятая фляга. Ее он и протянул гостю:

— Сделай два глотка. Но не больше.

Гость принял флягу, глотнул. И тут же зашелся в удушливом кашле. Его скрутило, словно выворачивая наизнанку, тело трясло, как в эпилептическом припадке.