Сергей Шкенев - Чертобой. Свой среди чужих

— Ничего, шрамы украшают мужчину, — успокаивала брата, затягивающего зубами на запястье узелок бинта.

— Ты что, предлагаешь девчонкам задницу показывать?

— Молчи уж, герой! Идти сможешь?

— Смогу. — Парнишка стиснул зубы, встал и тут же вскинул ружье навстречу метнувшейся белой тени.

Щелчок, промокший патрон дал осечку. Васька замер, изумленно глядя.

— Вася, где мальчишки? — Лена бросилась вперед и ухватила зверя за загривок. — Ты видел? Кто стрелял?

«Прекрати трясти — голова отвалится. Люди. Увезли».

— Кто?

«Большой серый автомобиль. Человек с ружьем больше не живет».

— На «уазике»? — растерялась девушка. — Но это же… это же наши?

«Двое с запахом деревни. Трое чужих. Было четверо. Защитить не смог — привели за собой стаю. Отгонял».

— Саня, рация цела? — Брат угрюмо помотал головой и показал пробитый, да еще и побывавший в воде аппарат. — Хреново.

«Что это обозначает?»

Лена объяснила, как смогла. И представила мысленно, для наглядности.

«Хорошее определение. Максимум информации при минимуме текста. Что делаем, командир?»

— Есть предложения?

— Возвращаемся домой и всех мочим! — Санек посмотрел на зверя. — А потом ты всех съешь. Без соли и хлеба.

Васька склонил голову набок:

«Что он говорит?»

— Ерунду городит. Хотя… Тех, что на машине были, запомнил?

«Смотри в глаза».

Переброшенная информация рванула в мозгу подобно гранате. Двое знакомых возле «уазика»… остальные чужаки. Перекошенное лицо стрелка крупным планом. Хорошо виден открытый в крике рот с блестящими коронками, безумные от нестерпимой боли глаза… и мысли. В них кровь. Лежащий в темной луже дядя Валера с ножом в руке, рядом ползает, пытаясь затолкать кишки в распоротый живот, Малов-старший, который пацифист. Охранник с ворот, тот самый, с липким взглядом, стреляющий Сотскому в голову. Чужие люди в светло-серых кольчугах с автоматами и помповыми ружьями, сгоняющие народ на площадь. Бьющееся стекло в родном доме — очередь из подвального окошка сметает троих чужаков, упавших, как высыпавшиеся из коробки карандаши. Взрыв. Пули, выбивающие красную крошку из кирпичей. Запах бензина… щелчок зажигалки…

— Мама… — Лена отшатнулась, закрыла лицо руками и медленно повалилась на бок.

— Мама? Что с ней? — Саня прыгнул к Ваське и ухватил за голову. Черные с зеленой радужкой глаза вспыхнули нестерпимым светом, выжигающим душу, и мальчишка ткнулся зверю в лоб, затерявшись в бездонной пустоте.

Очнулся от прикосновения горячего языка к щеке, отпихнул в сторону оскаленную в улыбке морду и прошептал:

— Мама…

«Мама дома. А тут только мы».

— Вася?

«Нет, блин, это Шрэк с Микки-Маусом, да еще Белоснежка с семью гномами!»

— Ты разговариваешь?

«А чего, нельзя? Вот на хрен тебе понадобилось соединение сознаний? А если бы мозги закипели к чертям собачьим? Хотя… мне понравилось. Слов много узнал. Неприличных. Лена так не умеет».

Слева послышался стон — старшая сестра, болезненно морщась, пыталась встать на колени, упираясь в землю дрожащими руками. Саня поднялся сам, подошел помочь.

— А ты крепкий. — Лена оперлась на подставленное плечо. — И оклемался быстрее.

— Я мужчина!

Девушка ласково потрепала брата по макушке, едва доходившей ей до подбородка:

— Пошли, защитник.

— А оружие? И босиком?

Васька громко фыркнул и скосил глаза в сторону озера:

«Там?»

— Угу, только глубоко очень.

«По фигу».

— Вася, ты как выражаешься?

Зверь не ответил, бесшумно растворился в камышах. Через мгновение послышался тихий плеск, и Саня повернул голову, стараясь хоть чего-нибудь рассмотреть. Бесполезно, заросли полностью закрывали обзор, встав непроницаемой стеной.

— Лен, а он плавать умеет?

— Не знаю, но зачем-то сам вызвался? Значит, умеет. — Внезапно лицо девушки помертвело, и она прошептала, почти не шевеля губами: — Не двигайся, сзади двое.

— Где? — Несмотря на предостережение, Санек резко повернулся и встретился взглядом с летящим на него тваренышем. — Кыш отсюда, уроды!

Звери, уже бросившиеся на движение, умудрились в полете изменить траекторию и приземлились по разные стороны. Застыли. Уши прижаты, головы низко опущены… чего-то ждут.

— Проваливайте, говорю! — Саня замахнулся ружьем, но ударить не успел — твари скрылись так же внезапно, как и появились. И погрозил вдогонку кулаком. — В задницу себя поцелуйте, придурки!

— Фу, какой ты грубый! — Старшая сестра не забыла своих обязанностей по воспитанию, но делала выговор с чуть подрагивающим подбородком. — Разве так можно?

Появившийся из камышей Васька, мокрый и с сапогом в зубах, не согласился:

«Правильно сказал. С ними по-другому нельзя — команды должны выполняться».

— Все?

«Все, исключений нет. Иначе — самоликвидация».

— Но последняя…

«А это уже их проблемы. Приказ начальника — закон для подчиненного. Обувайся, сейчас остальное принесу. Рыбу захватывать?»

— Патронов мало, — в который раз пожаловался Санек, ощупывая патронташ, снятый с убитого Васькой чужака. — А у тебя вообще нет.

Лена в ответ грустно улыбнулась и развела руками — поднятые со дна озера боеприпасы хоть и были для надежности залиты пчелиным воском, но доверия не вызывали. У брата такие же, но из четырех опробованных три дали осечку. Трофейную двустволку ему и отдала, оставшись с одной лишь шашкой на ремне через плечо да «Сайгой» вместо дубины.

— Зачем тебе патроны? Стрелять собрался? А пробовал когда-нибудь в живых-то?

Пацан повернул голову, и в зрачках отразилось невидимое пожарище, тут же смытое волной рассудочного, контролируемого безумия:

— Сегодня и попробую.

— Саня!

— Что? — Показалось, будто в голосе мелькнуло низкое горловое рычание, а сам он стал выше ростом. — Я мужчина.

— Говорил уже.

— И повторю. Не смог защитить — хотя бы отомщу.

— Кому?

— Найдем. Вместе найдем.

Васька вслушивался в разговор, потом вмешался:

«Право на месть — священно. Помочь в этом — обязанность».

— Как? Как ты нам поможешь?

Они втроем наблюдали за деревней, спрятавшись в высокой траве почти у самой стены. Когда-то картофельное поле заросло чернобыльником и лебедой выше человеческого роста, а выкосить этот бурьян просто не успели, ограничившись для страховки от тваренышей проволочными ловушками. Впрочем, Ваське они нисколько не мешали, он отодвигал петли лапой, вытаптывая полянку и сектор обзора. А Дуброво притихло, только изредка доносилась неразборчивая ругань, пьяные выкрики, да еще поднимался дымок в том месте, где совсем недавно виднелась крыша родного дома. Сейчас ее не было, и при взгляде туда сами сжимались кулаки и во рту появлялся солоноватый привкус крови от прокушенной губы.