Юрий Валин - Война дезертиров. Мечи против пушек

— Еще глоток, миледи? Или благородную кружку принести?

Ожог во рту уже прошел. На самом деле джин был не таким уж свирепым напитком, но шпионка покачала головой:

— Кружки многовато будет. Мне еще в замок ровно ходящей вернуться нужно.

Старик кивнул:

— Для женщины удивительно разумно рассуждаете. Может, потому, что джин пьете.

Он глотнул сам, закупорил кувшин:

— Энгусу оставлю. Переживает парень. Молодой совсем. Первый позор в жизни — он самый едкий. Тут и джин вряд ли поможет.

— Он в доме? Зайду, поговорю, — Катрин неуверенно посмотрела на ветерана.

— Зайдите, леди. Может, ему и полегчает. Я тут, как снова разговаривать смог, частенько вас поминал. Так он, дурачок, все защищал молодую леди. Говорил, что надо было выслушать. А как же: и глазки у нее этакие и мысли мудрые, богами даденные. Может, и прав. Уж его нога и моя шея точно целее были бы.

Идя к крыльцу, девушка услышала, как чмокнул вновь откупоренный сосуд.

Постыдная ситуация возникла из-за непривычки шпионки к здешней упрощенной архитектурной планировке. Вечно пустующий сарай-лазарет, отстроенный по приказу самой леди Нидд, был возведен без изысков. Всякие коридоры, приемные покои и отдельные палаты отсутствовали напрочь. Катрин дернула дверь и оказалась в просторном полутемном помещении, заставленном дощатыми лавками-лежаками. На длинном столе сиротливо торчала пара глиняных кружек и горшок. Серый свет с трудом пробивался в крошечные, прикрытые ставнями окна. Пахло пылью и сиротством.

Все равно надо было стучаться. Потому что получилось неловко. Просто ой как неловко.

Собственно, ничем особо отвратительным парень не занимался. Почти все здоровые мужчины, временно отлученные от подруг, жен и профессиональных шлюх, снимают сексуальное напряжение именно этим способом. Парень лежал, укрывшись и прикрыв глаза. Ритмичные движения под покровом одеяла и блаженная полуулыбка на губах, иллюстрировали процесс снятия спермотоксикоза.

Катрин захотелось немедленно исчезнуть.

…Энгусу грезилась ловкая, стремительная и грациозная девчонка. Скользила вокруг в угрожающем танце, сквозь дыры в одежде светилась гладкая, нежно-золотистая кожа. Стриженные по-мужски волосы падали на дивные зеленые глаза. Злая, опасная дева. Должно быть, полукровка, а может, и истинная дарк. Много их — чаровниц-злодеек. И гианы, [16] Гианы — народ фейри. и гуараггед аннон [17] Гуараггеданнон — одно из племен озерных дев. и жестокие ланон-ши. [18] Ланон-ши — фейри «чудесная возлюбленная». Но сейчас красавица не только дразнила. Хотела его, Энгуса. Такая же одинокая, такая же истосковавшаяся по живому теплу да сладости плотской. Хотела оказаться в объятиях, прижаться к надежной мужской груди. Обнять поплотней, улечься с готовностью…

Парень почувствовал на лице дуновение воздуха, должно быть, от открывающейся двери и испуганно глянул.

И понял, что должен немедленно умереть.

Она была так прекрасна. Узнал лишь потому, что мгновение назад видел те же зеленые глаза в безрассудных и жарких мечтах. Во плоти и крови гостья-прорицательница мнилась еще красивее. Странно повязанный головной убор делал загорелое лицо строже и безупречнее. Яркие губы. Подчеркнутые благородной чернотой глаза взирали брезгливо и надменно. Богатый плащ укутывал стройное тело, делая пришелицу существом, о коем и мечтать-то благоговейно нелепо…

Стыдно. Парень даже не зажмурился. Такое пережить невозможно. Сейчас она выйдет, и останется только дотянуться до стола. Вон он, нож. Ничего, что старый и сточенный. Похожим ножом Зеленоглазая чуть голову старому Даллапу не отхватила. Значит, можно. От уха до уха, как краюху хлеба. Все одно, никто не пожалеет. Отец даже навестить не пришел. Рада семья, что город еще кормит непутевого сына.

…Катрин в ужасе смотрела на парня. Вот дурак! По морде наивной, как по книге, читать можно. Что тебе, идиотке, постучать стоило?

Шагнула в глубь комнаты, даже не успев подумать. Двигалась медленно, боясь напугать окончательно.

«Да что же я, шизофреничка, такое творю?»

…Когда Катрин присела на край топчана, парень жалобно дрогнул. Так и не сводил с мучительницы глаз. Одеяло глупо и настойчиво топорщилось. Внезапно девушка успокоилась, ей стало почти весело.

«Ну, я и сука. А мы, шпионки, все такие…»

…Она села и накрыла загнанно дышащего страдальца одеялом.

— Будем считать, практически здоров.

Катрин поднялась. Накидывая плащ, с некоторым высокомерием заявила:

— Знаешь, такому здоровому привлекательному парню не пристало валяться в сарае. Так что наплюй на слухи и прочее, вставай и сотворяй свою жизнь порадостнее. Надумали уезжать с Даллапом, так готовьтесь, нечего тут сопли развозить. Дел, я так понимаю, куча. Если что тебе привиделось — забудь. Ишь, сидите здесь, как боровы на откорме. Со скуки чего только не привидится. Понял?

Катрин выскочила на улицу. Даллап сидел на бревне, мечтательно глазел куда-то поверх крыши. Нос ветерана уже принял помидорный оттенок. Похоже, Энгусу джин сегодня не достанется. Ничего, парень и так получил сегодня больше, чем причиталось.

— Что, уже уходишь, леди? Нет бы посидеть с больными, калечными…

— Толку-то с вами сидеть? Джин-то иссяк?

— Да я тут пролил случайно. Что, заметно?

— Вас, мастер, нос выдает. В темноте-то еще не светится? Небось, без фонаря обходишься. Ну, выздоравливайте.

Кормак был действительно мастером. И мастером незаурядным. Конечно, оставленный в прошлой жизни боевой нож с неопреновой рукоятью был детищем совсем иных технологий, и вряд ли что-нибудь в здешнем мире могло с ним сравниться. Но и этот недурен. Обоюдоострый клинок, плавные линии лезвия, узкий дол на две трети, рукоять из непонятного темного дерева — все было выполнено с практически ювелирной тщательностью. Соблюден даже оговоренный цвет: клинок не сиял, как зеркало, а был тускл, как окислившийся свинец.

Катрин не стала пищать от восторга и рассыпаться в благодарностях, но мастер ее реакцией остался доволен. Смотрел, как вращается между тонких пальцев призрачно-тусклый клинок. Потом мастер и заказчица перешли к проходу между сараями, и Катрин с десяти шагов принялась раз за разом всаживать нож в центр криво намеченной мишени. На сбалансированность клинка жаловаться было грех. Оружие получилось даже лучше, чем рассчитывала заказчица. И намного эффективнее, чем ожидал сам мастер. Похоже, новую модель ждало радужное коммерческое будущее.

Без некоторого «улучшения» мастер, конечно, не обошелся. Рукоять ножа была украшена серебряной виньеткой в форме когтистой лапки. Конечно, рисунок можно было истолковать, как намек на то, что подобным оружием только котов резать, но испытания наглядно доказали, что нож способен решать и более благородные задачи. По крайней мере, уважение самого мастера Кормака к «никчемной рыборезке» возросло.