Ол Гот - Остров

Решение, принятое экипажем, вернее их командирами, было не случайным. Лодка была плавучей сокровищницей. Больше десяти тонн золотых слитков. Ювелирный антиквариат из разграбленных сокровищниц, как Европы, так и Африки. А главное десяток цинковых ящиков, которые как стало ясно позднее, и были главным секретом субмарины. В ящиках хранились новенькие пачки американских долларов в основном пяти и десяти долларового номинала. Купюры в сто и пятьдесят долларов были только в двух ящиках. В судовом сейфе нашлись и ключи с кодовыми таблицами от стальной двери подземелья. Истинный объем ценностей найденных на лодке был тайной практически для всех островитян. Дуглас ожидал чего-то в этом роде, хотя мог бы признаться, что не в таком объеме. Все ценности снимались с субмарины в глубокой тайне и только людьми Гуру.

Окончательно все стало ясно, только когда открыли стальную дверь подземелья. За ней была прекрасно оснащенная типография по печатанию фальшивых денег. Но какая типография! Клише, бумага, красители. Доллары напечатанные здесь, впоследствии признавали подлинными любые банковские специалисты, в том числе и Резервной системы США. Гитлеровцы не успели в полной мере воспользоваться своей работой. Они начали с Англии. Фальшивые фунты после войны чуть не поставили экономику Британии на грань катастрофы, и только обмен купюр смог как-то нормализовать ситуацию. Судьба Великобритании готовилась и для Америки, но дело раскрутить не успели. И теперь все это попало в руки Дугласа. С этого времени «Стальная дверь» стала опять главным секретом острова, а остров получил полную финансовую независимость. Тем более, что новые владельцы тайны не были заинтересованы в подрыве валюты США и пользовались своими возможностями только для покрытия дефицитов и оплаты наличных расходов по всему миру, в первую очередь в Африке или на Ближнем востоке. Чаще всего это были: секретные агенты, контрабандисты, мелкие коммерсанты и люди подобного сорта. Зеленые портреты американских президентов в эти годы были в особой цене.

Впрочем, в мае Дугласа тайны «Стальной двери» занимали не слишком. Это был скорее отдых от забот, отнимавших основное время. А заботы эти опять сосредоточились на внимании к поместью на Паросе. До этого времени вся информация о Теодоракисе и семействе де Гре сходилась к Рону и Джойс в Англии. А специальные агенты по всей Европе контролировали все начинания «Жрецов» и их подручных. Рон просто периодически информировал Дугласа о происходящем. Дуг понял, что надо готовить собственный сценарий, когда наконец Рон сообщил, что Теодоракис начал очередную игру.

Дуг подключился к делу и со стороны наблюдал за тем, как грек и его английские крестницы роют западню университетскому простофиле, канадцу Джону Пиккерингу. К участию в комедии вскоре присоединилась и австралийская нимфа - Речел.

Зазноба Рона в этот раз вела себя довольно прилично и опекала невесту Пиккеринга экзальтированную, помешанную на театре девицу Анну Хадсон.

Главными приманками опять стали Элизабет и Тереза. Анна появилась на Паросе через неделю после приезда Речел и вместе с женихом поселилась в городском доме Георга.

Испытуемый в этот раз успел переспать с обеими сестрами и надеялся на продолжение романа хотя бы с одной из них, но в результате оказался в одиночестве - двойняшки исчезли, а Теодоракис демонстративно прервал с ним всякие отношения. Попытки Джона разыскать сестер окончились тем, что он попал в расставленную для него ловушку, и дальнейшее развитие сценария мало отличалось от прошлогоднего. Таким образом, Джон Пиккеринг оказался брошенным среди очередных развалин, а Дуглас Макдедли на палубе субмарины следящей за яхтой.

Дуглас который раз перебиравший в памяти былое отринул воспоминания. Ночь полностью вступила в свои права, и Дик уже верно распрощался со своими подругами. Огни его джипа временами мелькали на серпантине горной дороги. На этой площадке ему больше делать было нечего. Дик знал место встречи, и сегодня вечером он должен был стать полноценным участником всего ими задуманного. Парень должен был перестать обольщаться в отношении грека и этих стерв. Девицы умели заморочить голову кому угодно. Даже то, что сделала с ним Лиз на яхте, не позволило парню снять его «розовые очки».

Ну что же, Дуглас подготовил материалы, с которыми Дик ни считаться не сможет, а главное, все, что ему скажет он, подтвердит Ламоль, уже дожидавшийся их наверху. Дику еще предстояло сыграть значительную роль в этом спектакле, и Дуг был уверен, что с этим делом он справится.

… Ветер нагнал волну при ясной погоде. Смирил жару, хотя солнце ярко светило. Сделал далекий морской горизонт, обычно смазанный лиловой дымкой знойного безветрия, четким, графически ясным. Яркая голубизна безоблачного неба и еще более яркая синева морской воды подчеркивалась белизной гребней высоких валов, бесконечными рядами стремившихся к острову откуда-то из-за горизонта. Волны разбивались о естественный волнолом внешних рифов, закипая бешеной пеной, и уже заметно усмиренные совсем затихали за камнями внутреннего кольца скал…

Лиз, не отрываясь, глядела в море. Безумие разбушевавшейся стихии не вязалось с ослепительной голубизной безоблачного неба. Точно также не вязались между собой и чувства, разрывавшие ее душу. За спиной она слышала беззаботные голоса девчонок. Видела белобрысый затылок брата, усевшегося на землю у ног моряка. Беззаветно влюбленный в старшего товарища мальчик, был предан ему, как собачонка. Чувствовала, через тонкую ткань платья жаркое тело Речел, тесно прижавшейся к ее плечу и не догадывавшейся, что мысли занимавшие подругу были в чем-то куда страшнее кошмаров мучивших ее неделю назад. Краем глаза следила за Тессой, впервые со времени приключений на «Ариадне» одевшейся совершенно одинаково с ней и о чем-то грустившей, положив голову на плечо любовнику.

Жестокий шторм бушевал в душе девушки. Вчерашний ночной разговор с матерью поднял мутный осадок, казалось безвозвратно осевший в глубинах памяти. Не знакомое доныне выражение глаз ехидной насмешницы Тессы, которая может быть, не сознавая сама глубины своего чувства, вдруг впервые была на редкость постоянной с братом Дика, напомнило Лиз, что она то осталась одна, что ее предали. А Речел, наконец осмелившаяся рассказать о том, что ее мучило по ночам, напомнила о мертвеце, которого они обе, почти в равной мере, истязали год назад. Ставшая безжалостной память впервые напомнила Лиз всех, кого предала она. И не имело значения, знал ли о них, кто-либо еще.