Ол Гот - Остров

После обеда ей напомнили еще об одной жертве их забав. Не чистая совесть, возможная беременность и страх перед ужасной болезнью настроение не исправляли, и на прогулку по парку Лиз не пошла, а задумавшись, дожидалась гулявших в полумраке гостиной. Яркий свет раздражал, и она ограничилась отсветами шкалы радиолы и прихотливой игрой бликов подсветки, в содержимом бутылок и изысканном хрустале открытого бара. От нечего делать рука бесцельно крутила настройку мощного приемника в поисках модных мелодий. Очередной негритянский ритм неожиданно оборвался и истеричный голос диктора родосской радиостанции нарушил ее хрупкий покой. Пошлое подражание манере американских радиокомментаторов злило и не вязалось с музыкой греческого языка. Но рука, потянувшаяся к верньеру, повисла в воздухе, когда до сознания Лиз дошло, что передаваемые новости напрямую касаются ее близких.

Родосская полиция занималась расследованием убийства, явно ставшего сенсацией дня. Хотя обнаруженный пастухами труп молодого человека, был найден примерно через месяц после убийства, и убийцы почти до нитки обобрали тело, местные Пинкертоны довольно быстро установили его имя. Канадец после заседания синклита, похоже, так и не проснулся. Следствие гадало о происхождении оружия. Но это, то для Георга и его помощников секретом не было. Оставленный как всегда, в качестве одного из вариантов последующих решений заряженный револьвер, Джону Пиккерингу выбора не оставил. Точку поставила рука неизвестного бродяги, позарившегося на то не многое, что было у несчастного и разрядившего в беспомощного канадца весь барабан.

Сознание, что погиб еще один из ее подопечных отозвалось новой болью и легло дополнительной тяжестью на измученную совесть. Этого не должно было произойти. Место, где оставляли испытуемых, было очень уединенным. Наблюдатель должен был следить за канадцем. А психоанализ личности Джона гарантировал невозможность самоубийства... Но «надежный страж» - оказался не надежен, а Пиккеринг мертв...

Негромкий оклик Ричи заставил ее вздрогнуть. После утренней прогулки он остался внизу, сославшись на дела, и теперь стоял перед ней, теребя в руках форменную фуражку.

- Лиз. Меня срочно отзывают. Через час я буду в море. У меня нет времени разыскивать Тесс. Скажи ей, что я обязательно вернусь. И еще одно. Займи комнату в моем коттедже рядом с нашей. Я хочу, чтобы дом оставили за нами, а с тобой Тесс будет веселей.

Если бы не форма моряка, то Лиз могла бы поспорить, что говорит с Диком, настолько голос и интонации напомнили ей его брата.

- Ты, что-нибудь знаешь о Дике?

- Перелетная птица. Всегда появляется неожиданно. А впрочем, спроси лучше

Дугласа, он, наверное, знает.

Ричи неожиданно наклонился и тихо поцеловал ее в щеку рядом с ухом. Его руки на мгновение коснулись ее плеч и Лиз замерла, пронзенная невыносимо сладкой болью. Резкий сигнал автомобиля напомнил моряку о времени и он, на ходу надевая фуражку, крикнул:

- Поцелуй от меня сестру.

Выскочившая за ним девушка увидела только, как он почти на ходу вскакивает в армейский джип, который через мгновенье скрылся за поворотом дороги.

Лиз безжалостно испортила матери и крестному благодушное настроение после прогулки сообщением о смерти канадца. И те, занятые возникшей проблемой, ни как не реагировали на ее желание перебраться в коттедж возлюбленного сестры. Тессу больше заботил отъезд любовника, а Лиз в переезде увидела возможность отвлечься от болезненных воспоминаний.

Коттедж Ричи - точная копия того, в котором их разместили раньше, отличался лишь обстановкой. Если в их доме только столовая была в стиле Тюдоров, а остальные комнаты обставлялись веселым итальянским и французским барокко, то здесь преобладала высокая готика, даже в спальнях и поэтому комнаты казались довольно мрачными.

Расстроенная отъездом моряка, Тесса была рада соседству сестры и подруги, так как и не помышляла изменять «ложу любви». Лиз выполнила просьбу моряка, а глаза Речел подсказали, что той боязно оставаться без близкого соседства подруг. Таким образом, они опять оказались в смежных комнатах второго этажа, а по сути, в одной постели.

Заботы Саэко естественно распространились и на новоселов. Уже через день Лиз привыкла к обстановке и была рада такому повороту дел. Подруги опять оказались наедине, а ожидавшийся недолгим шторм, превратился в затяжное ненастье, такое редкое в это время года. Доступ к раскопкам был закрыт и предстояло как-то коротать вынужденное безделье, тем более, что сильный ветер с дождем не сулил ничего хорошего вышедшим из дома.

Впервые за все время после приезда матери, Лиз почувствовала здесь, что Речел начала успокаиваться и даже проявила интерес к пачке фотографий, которую всегда держала под рукой Тесс. Ричи был на них запечатлен во всех мыслимых видах и порой слишком был похож на Дика. Лиз хотя и посмеивалась снисходительно над сентиментальной прихотью сестры, но не могла не признаться себе, что с появлением юноши, сама начала томится приступами желания, заставлявшими ее придаваться уединенным ласкам.

Еще пару недель назад мысль о близости с мужчиной заставила бы девушку содрогнуться. Даже к Дику отношение было чисто платоническое. Но откровенная влюбленность в моряка младших сестер и бурный роман его брата с Тессой колол не только ее самолюбие. В ней просыпалось, никогда ранее не ведомое чувство ревности и утраты. Здесь, в комнате сестры фотографии опять всколыхнули желание, а такое доступное тело подруги поманило, стало единственным средством спрятаться от горьких мыслей и утолить обуревавшую ее страсть. Благодарный ответ Речел на мимолетную ласку Лиз все решил наперед. Тессу, зная, что в последние дни любовных забав ей хватало, она пригласила только по привычке и была даже удивлена, когда сестра живо согласилась.

Подруга оказалась ненасытной, и ненастье скоротали, почти не выходя из дома. Саэко и ее девушек не стеснялись, и она, а за ней и ее помощницы, как-то незаметно присоединилась к милующейся троице. Японки, изощренной опытностью, Лиз удивили и приняли живое участие в забавах. Исчезали они поодиночке и редко все вместе, только, когда приходило время трапезы, и необходимо было обслужить обитателей соседнего коттеджа. Подкравшаяся ночь заставала обычно всех, дремлющими, где придется, в благодатной истоме.

Грезы сладкого сна вдруг растаяли, и девушка поняла, что пробудилась совершенно. Цикады, от которых успели отвыкнуть, за время ненастья неистовствовали и разбудили Лиз. Утомление от вечерних развлечений ушло. Сон освежил, наполнил тело бодростью, а с ней опять ожили желания. Девушка открыла глаза, но не спешила выдать свое пробуждение каким либо движением. В сладкой неге она отдавалась просыпавшемуся сладострастью. Воспоминания о вчерашних играх возбуждали ее вновь, и она невольно чувствовала, как напрягаются соски набухающих грудей, а чресла сводит истома.