Андрей Посняков - Отряд

Разбойники между тем взяли всех троих в круг. Один - седобородый востроглазый дедок - подошел к атаману:

- И что с имя делать будем? Посейчас казним аль поведем в деревню?

Митька не выдержал:

- Да за что же вы нас казнить-то собрались, ироды?

И, тут же получив прикладом пищали в бок, согнулся, замолк. Лишь тихонько прошептал:

- Сволочи.

- Молчать, псы! - Зыркнув глазами, главарь повернулся к деду. - Конечно, в деревню поведем, нешто мы тати какие? Там и судить будем.

- А судить дьяки должны! - негромко заметил Иван. - И вообще - долгое это дело.

- Ничо, - Крыжал ухмыльнулся и угрожающе повел пищалью. - Мы и сами сладим, не хуже дьяков.

Связав пленникам руки, разбойники повели их в лес. Шли недолго, может, версты две, много - три, пока за черными ветвями деревьев не показалась деревня, вернее, большое - в десяток дворов - село. Идущих уже заметили - к татям со всех ног бежали мальчишки.

- Пымали, дяденька Крыжал?! Пымали?! - радостно кричали они.

Некоторые остались идти с татями, а иные с криками унеслись в деревню:

- Радостно! Радостно! Наши разбойных монасей ведут!

На крик сбежался весь сельский люд - старики, женщины, дети. Все громко орали, дети кидали в пленников снег и палки.

- Вот аспиды! - Прохор погрозил ребятишкам. - Ужо, прокляну!

- Этих пока в пелевню, - оглянувшись, распорядился Крыжал и направился в богатую избу с четырехскатной - вальмовой - крышей, крытой серебристо блестевшей дранкой. Собственно, эта изба, пожалуй, единственная во всем селении, заслуживала названия дома, все прочие избенки казались просто полуземлянками - маленькие, черные, курные, не избы - берлоги медвежьи, лишь сквозь узкие волоковые оконца вьется синий угарный дымок. И как в такой избе вообще жить-то можно? Жуткая нищета, одно слово.

Пелевня - сколоченный из толстых досок сарай для мякины и соломы - оказалась довольно просторной, правда, чуть покосившейся от времени и налипшего на крышу снега. На земляном замерзшем полу там и сям виднелись остатки соломы, а в общем-то сарай был пуст.

- Ну, - едва затворилась дверь, вскинул глаза Митрий. - Что делать будем?

Прохор усмехнулся:

- Ну, ясно что - выбираться надо. Мужики-то про какой-то суд говорили. Интересно.

- Интересно ему, - Митька хмыкнул. - Как бы нам весь этот интерес боком не вышел. Ты-то что молчишь, Иване?

- Думаю, - усмехнулся в ответ московский дворянин. - Прохор, ты, чай, не разучился кулаками махать?

- Не разучился. А что?

- Да есть одна задумка.

Много времени не прошло, когда пленников вывели из пелевни. Тот самый седобородый дедок в окружении четырех парней с рогатинами ухмыльнулся и показал на избу с вальмовой крышей:

- Шлепайте!

Опустив головы, лжемонахи молча подчинились, не выказывая никаких попыток к сопротивлению. Поднявшись на высокое крыльцо, вошли в просторные сени, затем в горницу, где за длинным столом уже сидело человек пять во главе с буйнобородым Крыжалом. Обернувшись, Иван быстро повел глазами - окромя этих пятерых, из которых трое были явными стариками, в горнице наблюдались лишь две молодицы, скромно сидевшие в уголке у двери. Славно, ай, славно! Дверь толстая, сходу не вышибешь, и, главное, запор имеется - мощный такой крюк…

Иван насмешливо поклонился и, повернув голову, кивнул:

- Давай, Проша.

Р-раз! - рванулись заранее ослабленные веревки, те, что стягивали руки.

Два! - Митька бросился к двери, захлопнул, заложил крюком.

Три! - Прохор прыгнул на стол, ударил - оп, оп! Крайние, сидевшие на лавке парни влипли в стенки, деды, тряся бородами, полезли под стол. А главный… Главный потянулся к висевшей на стене пищали… Но не успел - Иван уже приставил к его шее выхваченный у кого-то из парней нож:

- Вот теперь поговорим.

- Ах вы ж, упыри…

- Ты не дергайся, - ласково предупредил Иван. - Не то, не ровен час, соскользнет ножичек…

Снаружи попытались отворить дверь - пока безрезультатно. Дверь-то была внутренней и, по новой, принятой в богатых домах моде, открывалась наружу - не вышибешь!

- А ну, вылезайте! - заглянув под стол, приказал дедам Митрий. - Садитесь вон, в уголок, поговорим. Пошто это вы тут казенных людей забижаете? Али же предались самозванцу?!

- Окстись, милостивец! - задребезжал один из дедов. - Мы завсегда царю-батюшке преданы.

- Вижу я, как вы преданы…

В этот момент главарь все ж таки дернулся - Иван не стал его резать, хоть, наверное, и надо было бы. Дернулся, нырнул под стол, выскочил и, оттолкнув Митьку, бросился к двери…

И получил хороший удар в скулу - Прохор-то не дремал!

Главарь оказался дюжим, с ног не упал, лишь замотал головой, словно оглушенный бык. А Прохор вновь замахнулся… Иван сдернул со стены пищаль…

- А ну, к стене все! - вдруг громко крикнула одна из девок, выдернув из-под шушуна увесистый кавалерийский пистоль с изящным колесцовым замком. И где только взяла такой? - Ну? Я кому сказала!

Девчонка повела пистолем, и все трое - Прохор, Иван и Митрий - вынужденно подчинились. Глаза у девицы были бешеными - пальнула бы запросто. Глупо так погибать, ни за что, просто так. Впрочем, другого выхода, кажется, не было…

- Митька, я валюсь девке в ноги, ты - прыгай и выбивай пистолет, - шепнул Иван. - Прохор - на тебе главный.

- Ну, упыри, - главарь зло ощерился, - ужо теперь посчитаемся.

Иван приготовился к рывку…

- Стой, Крыжал! - Девчонка неожиданно опустила пистоль. - Это не те!

Утром запорошило, пошел мелкий снег, и дед Митрофан, тот самый седобородый старик, что был с Крыжалом в лесу, стегнул лошадь:

- Н-но!

Полозья саней весело поскрипывали по узкой лесной дорожке, с обеих сторон окруженной высокими раскидистыми деревьями, настоящей чащобой, впрочем, дед Митрофан не боялся заблудиться и знай нахлестывал свою неказистую, но выносливую лошаденку.

Трое друзей вольготно раскинулись на мягкой соломе. Иван с Прохором довольно щурились, а Митрий, страдальчески морщась, покачивал головой - вчера перепил-таки перевару, уж больно настойчиво угощал староста Крыжал государевых людей, замазывал, так сказать, вину. Что поделать, для пущей достоверности Ивану пришлось разорвать голенище сапога да вытащить цареву подорожную грамоту, а потом еще ждать, когда найдут грамотного дьячка.

Получилось так, что местные крестьяне действительно обознались, что и было немудрено - незадолго перед появлением трех друзей какие-то три монаха здорово накуролесили в селе, пользуясь тем, что мужики во главе со старостой отправились на охоту. Заняли главную избу, избили парнишку-пономаря да изнасиловали племянницу старосты Глашку - ту самую девицу с пистолем. Пистоль-то она уж опосля выпросила у Крыжала, хотя - раньше надо было. С собой монахи-насильники прихватили лошадей и припасы, чем здорово подкосили все деревенское хозяйство. У каждого монаха, между прочим, имелась при себе и пищаль, и сабля; исходя из всего услышанного, приятели предположили, что эти отморозки такие же монахи, как и они сами - сиречь, лживые. Разобравшись таким образом с непонятками, парни обещали старосте не давать ходу обидам и расстались с миром, выпросив напоследок лошадь с санями и возчика - «довезти хоть до куда-нибудь». Вот дед Митрофан и вез, исполняя наказ старосты. Далеко, правда, не завез, выпустил у большака - все же срезали верст пятнадцать. Слез с саней, поклонился: