Андрей Посняков - Отряд

Чудно! Мужики головами качали да на Ивана уважительно посматривали. Потом беседа на веру перекинулась - опять Авдей выделился, всякие небылицы рассказывал, о том, что в земле аглицкой, как и у всех немцев, истинной веры нет, одни костелы стоят поганые, да кирхи, да мечети, да капища. Тут уж Иван тоже не сдержался, выступил - нет, мол, в королевстве английском ни мечетей, ни кирх, ни капищ. А вера там особенная, ни папежная, ни лютерская, а что-то среднее. Костелы, как у папежников, и монахи есть, но вот папу римского не признают, вместо папы у них королева или король. Дивились тому мужики, к Ивану пристали - откуда де сие знаешь? Откуда-откуда… С гостями аглицкими много дел вел, вот откуда.

Авдейко не поверил, засмеялся:

- Так, может, ты и речь аглицкую знаешь?

Иван плечами пожал.

- Yes, - сказал. - Конечно, знаю.

После этого его еще сильнее зауважали, хоть и молод был Иван - шестнадцати годков не исполнилось. Молод, да знающ. Много чего умел - и будущую прибыль просчитать, и аглицкие монеты - фунты серебряные - на деньги да копейки перевести, и пищаль зарядить споро. Выстрелить вот только не довелось, а то бы и выстрелил.

И собой был пригож Иване - высок, строен, тонок в кости, может, не слишком силен, зато ловок, глаза имел блестящие, карие, а волос волнистый, светлый. Уважение проявлял не только к старшим по положению, но и со всеми старался держаться ровно, хотя пробивалась иногда у холмогорского приказчика этакая насмешливость. Вот, над Авдеем любил подшучивать, да так, что тот и не понимал, что над ним подсмеиваются, все слова Иванковы за чистую монету принимал.

Молодой приказчик, по его словам, ехал в Тихвин и Новгород установить торговые связи да прикинуть возможный рынок для доброго английского сукна - представителем англичан выступал его хозяин, холмогорский гость Еремей Хвастов. Честно сказать, в Холмогорах Хвастова не очень знали - человек он был новый, архангельский, да вот переехал, выстроил торговый двор, дела вести начал. Авдей-то с Никифором Фоминым, купца Афанасия Коробкина люди, ехали в Тихвин о десяти возах - рыба в бочках, соль, кожи, - товар нешуточный, тем и гордились. Афанасий-то Коробкин - купчина известный, сам по торгам не ездит, зато сразу несколько караванов снарядить может, с верными-то людьми да по разным местам. Еще от Коробкина совсем уж мелкие люди были да - из холмогорцев - от Красильникова, от Евстигнеева, а вот от Хвастова один Иван Леонтьев сын. Молодой приказчик, да знающий.

Пока у костра сидели, месяц как раз над старой березой завис.

- Пора, - поднимаясь, негромко промолвил Иван.

Поправил на поясе пистоль, Авдей за саблю схватился, Никифор Фомин - за топор. Приладил за поясом - ежели что, уж ничуть не хуже палаша или сабли сгодится. Костерок чуть притушили, пошли.

Черный ночной лес обступил караульщиков, протягивая кривые ветви. Чавкала под ногами грязь, где-то совсем рядом прошмыгнул какой-то небольшой зверь, то ли куница, то ли лиса; плошкоглазая сова, пролетая, захлопала крыльями. Вот, наконец, и тракт…

- Кто там? - спросили из темноты.

- Холмогоры, - тут же выкрикнул Авдей, с облегчением услышав ответ:

- Архангельск.

- Ну как, спокойно все? - Авдей все держал себя за старшего.

- Да пока, хвала Господу, - выбрался из кустов молодой мужик - Федор. За ним, с рогатинами на плечах, маячили еще двое.

Сменились. Спрятались в кустах, у повертки, что вела на поляну, где расположился обоз. Не переговаривались, службу несли честно - сами ж себя и охраняли. В черном высоком небе россыпью сверкали звезды, лучился серебром месяц, отражался в озерке, освещал высокую кривую сосну, росшую невдалеке на вершине холма. Отгоняя сон, Иванко тряхнул головой, несколько раз глубоко вздохнул и вдруг замер, услышав чей-то слабый крик. Показалось? Нет, крик повторился…

- Кажись, у сосны кричат, - треща кустами, пробрался к Ивану Авдей. - Пойти, разбудить наших…

- Погодь… - Приказчик задумался. - А вдруг там зверь кричит, в капкан угодивши, или птица какая? Посмотреть бы надо.

- Посмотри, - пожал плечами Авдей. - А мы с Никифором здеся покараулим. Ежели что, стреляй.

- Да уж выстрелю, услышите, - выхватив из-за пояса пистолет, Иван исчез в темноте. Что бы там ни говорили мужики, а пистоль в данной ситуации - штука удобная. Замок не фитильный, кремень разжигать не надо, и полочка с затравочным порохом специальной пластинкой закрывается, уж никак зелье не высыплется. Недешевый, правда, замочек, зато надежный. Жаль вот, заряжать пистоль долго, да и попасть хоть куда-нибудь - дело сложное. Иное дело - пищаль, тяжелая, длинная, упер в бердыш, так хоть как-то прицелиться можно, а тут… Впрочем, сейчас и не нужно ни в кого попадать, достаточно просто выстрелить.

Митька вновь застонал, когда неведомый ночной тать крепко сдавил льняной веревкой запястья.

- Будешь кричать, отрежу язык, - коверкая слова, предупредил тать - жилистый широкоплечий парень. Весянин! Ну конечно же, весянин! Здесь, в окрестных лесах, много их деревень.

Весянин натянул веревку, привязывая Митьку к сосне. Язычник! Подстерег в темноте путника и теперь готовится принести жертву своим поганым божкам! Ну и попал, сохрани Боже!

- Эй, парень… - Отрок опасливо покосился на торчащий за поясом весянина нож - полированная костная рукоятка блестела в призрачном свете луны. При Митькиных словах язычник тут же выхватил нож, приставив к горлу несчастного пленника холодное злое железо:

- Молчи!

Молчать? Митрий даже усмехнулся: вот уж молчать в его положении - самое последнее дело. Говорить, говорить надо, может, кто и услышит? Как бы только обмануть этого поганца идолопоклонника, вернее - соснопоклонника.

- Хорошо, я молчу… - вздохнув, покладисто согласился Митька. - Ты меня не больно убьешь?

- Не больно. - Весянин крепко связал отроку ноги.

- А… А помолиться напоследок можно?

- Помолиться? - Язычник, похоже, был озадачен. Вообще-то в этой просьбе была какая-то справедливость. - Молись! Только тихо.

- Господи Иисусе Христе, милостию твоею живаху… Прости этого язычника, поистине не ведающего, что творит, дай ему долгую и счастливую жизнь, и ему, и его родичам…

- Ваши люди убили моего брата! - застыв на месте, зло прошептал язычник. - Теперь не будет у него долгой и счастливой жизни. Как не будет ее и у тебя… - Он поднял нож.

- Постой, постой, - заволновался Митрий. - Мои родичи никого здесь не убивали. Я вообще не из этих мест!

- Ты - русский, «веняла»! - возразил весянин. - «Веняла» убили моего брата… и ты тоже будешь убит.

- Вряд ли душа твоего брата обрадуется убийству простого путника. - Митька вдруг улыбнулся. - Хочешь, покажу тебе род убийц?

- Что? - Язычник явно заинтересовался. - Род убийц? Так ты их знаешь?