Андрей Посняков - Отряд

Кузема и рад стараться. Про просьбу недавнего свея тоже не забыл - уплачено! - исподволь осведомился насчет Рабле.

- Рабле? - удивился Паисий. - Нет, о такой книжке не слыхивал.

Ну, не слыхивал так не слыхивал, дед пожал плечами. Отобрав для монастыря пару книжиц, Паисий расплатился серебром и, выйдя из лавки, подозвал служку. Тот и протянул уже было за покупками руки… Да вдруг из-под суконного рядка, словно черт, выскочил шпынь - хвать книжицу, и бежать со всех ног, только пятки засверкали.

Паисий на миг дар речи потерял от такой наглости - не кого-нибудь, его, судебного старца, ограбили! Да как нахально-то - оттого и обиднее. Ну, тати поганые, ну, подождите…

Нерасторопный служка повалился в ноги:

- Прости Христа ради, батюшка, не уследил.

А уже по всему рядку заорали:

- Лови татя, держи! Эвон он, эвон, рыжий! К реке побежал.

- Не, к реке - это Игнатка-сбитенщик, уж он красть не станет.

- Лови, лови рыжего!

По всему торжищу вдруг бросились врассыпную мальчишки. Все одновременно, словно бы кто знак подал. А и подал - но об этом те, кто ловил вора, не ведали. Шум, гам, суета, пыль под ногами вьется. Глянь - а в пыли уже и сукна, и серебряного ряда товар.

- Какой же гад рядок-то перевернул, православные?!

- Уж я того гада!..

- Лови, лови, во-он он!

- Да где?

- Да эвон, у паперти! Бежит! А чего честному человеку бежать? Не с чего!

- Так вон и этот бежит! И тот…

Суета. Так никого и не поймали… Не поймали б, если б не красивый юноша, блондин с карими блестящими глазами в полукафтанце зеленого бархата, серебряной плющеной проволочкой - битью - украшенном. Видать, его-то и сбил с ног ворюга! Ничего, встал молодой вьюнош, ноги от пыли отряхнул, в правой руке - книжица. Подошел к Паисию, поклонился в пояс:

- Не твоя ли, святой отец, книжица?

- Моя, моя! - Уж как обрадовался судебный старец, перекрестился. - Ишь, сподобил Господь удержать татя.

- А татя-то я как раз и упустил, - виновато признался юноша. - Вот, книжку только удалось отнять.

- Ничего, ничего, - Таисий замахал руками. - Пес с ним, с татем. Какого, молодой вьюнош, роду-племени? Как звать-величать?

- Иван, приказчик архангельский.

Так и познакомились, разговорились. Слово за слово, Иван старца к себе на постоялый двор пригласил, есть, мол, одна книжица. Правда, обгорелая вся, зато, говорят, редкая. Редкая? Вот тут и запал старче! Хотя какой там старче? В самом соку мужчина. Татя вот только пропустил, ну, так уж это от удивления - кто ж знал, что посмеют вот так, нахально…

Завидев судебного старца, чернец Аристарх - тот, что приглядывал за постоялым двором на Береговой, - сначала удивился, а потом сразу растянул губы в улыбке и, поклоняясь, приветствовал:

- Здрав буди, отче.

- И тебе не хворать, - кивнув чернецу, Паисий важно прошествовал в гостевую горницу. Идущий впереди Иван с удовольствием отметил свой поднявшийся в глазах Аристарха статус. Чернец прямо-таки пожирал постояльца глазами. И правильно - не к каждому приказчику судебные старцы в гости жалуют, далеко не к каждому!

- Ну, показывай твою диковину! - как любой занятый человек, отец Паисий не стал тратить время на предисловия.

Иван улыбнулся, кивнул, вытаскивая из сундучка обгорелую книжицу.

- Угу… - Старец хмыкнул, прочел вслух титульную страницу: - Франсуа Рабле. Э! Да не иначе как про эту книжицу меня сегодня Кузема расспрашивал!

- Кузема? Торговец? - удивился Иванко. - А что именно расспрашивал?

- Да так, - святой отец отмахнулся, жадно пожирая глазами текст. - Неплохо написано, - сказал он несколько погодя. - Смешно и неглупо. Ты чего так смотришь, вьюнош Иван? Нешто дивишься, что знаю французскую речь?

- Дивлюсь, отче, - кивнув, признался Иван. - Уму твоему дивлюсь, любви книжной…

Юноша оборвал речь на полуслове - что-то промелькнуло вдруг на миг в глазах у Паисия, что-то властное, гордое, мирское. Не иноки смиренные так смотрят - князья! Впрочем, кто знает, кем этот Паисий был в мирской жизни? Уж никак не меньше, чем столбовым боярином, а то и из княжат. Может быть, из сосланного Грозным царем рода? Или пострадал не так давно, при Борисе? Хотя… почему именно пострадал? Не только из-за страданий уходят в монастыри, а и для того, чтобы стать ближе к Богу.

- Сколь хочешь за книжицу, вьюнош?

Иванко покачал головой:

- Не могу продать, не моя. Парня одного, приятеля… Почитать вот дам, если нужно.

- Давай! Давненько французских романов не читывал! - Старец расхохотался - тоже не по-монашески, по-мирскому. - Да не только я не читывал, а и инокиня Дарья. Думаю, и ей приятно будет.

- Инокиня Дарья? Так она…

Паисий осадил собеседника вдруг вспыхнувшим огнем взглядом. Словно ожег! Спросил гневно:

- А не слишком ли ты любопытен, чадо?!

Иванко потупился. Он знал, конечно, что настоятельница Введенского женского монастыря Дарья - лицо очень знатного рода, когда-то приближенного к князьям Курбским. А Тимофей Соль, дьяк разбойного приказу и непосредственный Иванкин начальник, намекнул как-то, что инокиня Дарья - бывшая супруга самого Грозного царя, так-то! Много страшных тайн хранили тихвинские монастыри, лучше и не знать.

- А вообще, рад был знакомству, - вполне светски улыбнулся вдруг гость. - Честное слово, рад. Вижу, ты вьюнош начитанный и скромный. Книжку твою прочту с удовольствием и скоро верну.

Иван вдруг улыбнулся:

- А у меня еще кое-что почитать есть.

- Еще? Так что ж ты стоишь? Давай показывай!

Все так же улыбаясь, юноша снял сапог и, поддев ногтем, вытащил грамотку. Протянул с поклоном:

- Прочти, отче.

Усмехнувшись, старец покривил губы:

- Иван Леонтьев, из детей боярских… так-так… разбойного приказа дьяка Тимофея Соли товарищ! Однако! Далеко пойдешь, вьюнош… Если крылья не оборвут. Знавал я когда-то Тимофея Соль - человек страшный.

- Так он, отче, для врагов государевых страшный.

- Для врагов? Ну-ну… Вот и я о том… - Паисий усмехнулся. - А ты не глуп, отроче. Впрочем, что я? В разбойном приказе дураков не держат. Признайся, сегодняшняя кражонка - твоя затея?

- Моя, - кивнул Иван. - Очень нужно было с тобой встретиться, поговорить, а архимандриту я не хотел открываться. Я для него - богатый торговый гость и не более.

- Небось мзду давал настоятелю? - стрельнул взглядом Паисий. - Людишек своих, чай, пристраивал?

Иванко потупился и ничего не ответил.

- И хорошо, что настоятелю не открылся, - строго произнес гость. - Человек-то он неплохой, но… много вокруг сброда разного вертится. С чем послан - спрашивать не буду, догадываюсь, что не с глупостями разными. Чаю - в хлебе дело, а? Не отвечай, не надо, не велик-то и секрет, если подумать. Что от меня нужно? Помощь?

- Угу… - Иван кивнул и твердо посмотрел в глаза старцу. - Смерть таможенного чернеца Ефимия. Узнать хотелось бы.