Андрей Посняков - Отряд

А над рекою плыл колокольный звон.

- Ну, пора, - негромко сказал Паисий. - Пойдем теперь к пристани.

- А не рано? - усомнился Иванко, поглядев в небо.

Старец усмехнулся:

- В самый раз.

Herbe - что это за слово такое? Ведь помнил же, еще у покойного Карлы Иваныча спрашивал. Митька напряг память, еще бы - именно это словечко и было написано чернилами примерно в середине «Пантагрюэля», так, чуть заметненько, по типу - умный поймет. Да нет, пока не понималось что-то, ну никак! Можно, конечно, и потом посмотреть, завтра, но… Вряд ли и завтра будет достаточно времени, да и вообще. Отрок перевернул листок и вздохнул.

Вечерело, и клонящееся к закату оранжевое солнце отражалось в реке, пылающей таким же оранжевым жаром. В бледно-синем небе висели грязно-белые, золотистые снизу облака, на фоне небесной синевы и оранжевого пожара заката четко выделялись черные силуэты баркасов.

Пищальники отца Паисия расположились полукругом вдоль всей пристани, затаившись в ивовых зарослях. Сам старец вместе с Иваном спрятались на баркасе старосты, Евлампия Угрюма, Митька же и Прохор устроились на соседнем судне, стоявшем с другой стороны мостков. Не так уж и темно было - белые ночи, - с карбасов хорошо просматривались дорога, идущая вдоль реки к пристани, скрывающиеся за кустами пищальники и спрятанная за амбаром пушка. А как же! Все по-серьезному, у Акинфия Козинца в обозе, чай, не ангелы - головорезы, один другого гнуснее.

Ну, когда ж они появятся? Когда же? Иль московит что-то заподозрил, решил не рисковать? Все может быть…

Митька вновь всмотрелся в книжку, пролистнул - буквицы расплывались перед глазами черно-оранжевым пламенем. «Трава», «трава»… Может, она еще где-нибудь упоминается? Ну да, упоминается, вон - глава «о том, как Пантагрюэль… гм… готовится к… voyage… mer… Мер, кажется, - море… А вояж? А, путешествие… „К морскому путешествию“… „…а также и о траве - о траве! - именуемой пантагрюэлин“. Да, похоже, именно в этой главе как раз и написано о траве… Знать бы только где да попытаться понять - что? Митька внимательно просмотрел на свет каждый листок… и вдруг увидел напротив нескольких предложений дырочки. Словно бы кто наколол булавкой. Ну-ка, ну-ка…

«Листья у пантагрюэлина в три раза больше в длину, нежели в ширину… кончики их напоминают… копье или ланцет хирурга». Что такое ланцет? Хирург? Да и перед «копьем» какое-то непонятное слово. Ага - македонское. И вот еще - «пахнут его листья сильно и для тонкого обоняния не весьма приятно».

- Ну, что тут у вас? - перебравшись через мостки, поинтересовался Иванко. Видать, изнывал, маялся, вот и решил поболтать с друзьями, хоть немного расслабиться, ибо верно говорят: ждать да догонять - хуже нету.

- Да вот, книжицу пересматриваю, - охотно отозвался Митрий. - Пока еще видны буквицы…

Он кратко рассказал об итогах поисков, зачитав найденные абзацы.

- В три раза больше, - задумчиво повторил Иван. - Напоминают какое-то македонское копье или ланцет, пахнут сильно и неприятно. И при чем тут эта трава? Ладно, потом на досуге подумаем, поразмышляем…

В придорожных кустах вдруг громко засвистала малиновка.

- Идет кто-то! Прохор, будь начеку, мало ли - побежит.

- Побежит - догоним, - хмуро бросил Прохор и ударил кулаком в ладонь.

Покосившись на него, Иван хотел было что-то сказать, но лишь вздохнул и, вернув книгу Митьке, перебрался на карбас старосты.

- Эй, есть тут кто? - пройдя на мостки, сипло осведомился путник. Согбенный, с узкой длинной бородкой… Варсонофий! - выглянув из-за мачты, сразу узнал Иван. Вот те раз! Наш пострел везде поспел: и лиходеям московским помощь оказывает, и шведам! Хотя, может, таможенник и по каким-то своим, вполне обычным делам зашел… Может.

- А тебе кто нужен-то? - как можно беспечней откликнулся переодетый в крестьянское платье Иван.

- Староста ваш, Евлампий Угрюм, здесь ли?

- Эвон, в каморке, - Иванко беспечно кивнул на кормовую каютку. - Спит, наверное. Разбудить?

- Да не сплю я! - глухим голосом отозвался Евлампий. - Кого там черт принес?

Иван шмыгнул носом:

- Ты кто, паря?

- К старосте я, - уклончиво ответил монах. - По важному делу.

- Ну, раз по важному, заходи. - Баркасник гостеприимно распахнул дверь. - Извиняй, темновато тут, да и тесно. Зато лишних ушей нет.

- Это хорошо, что нет, это хорошо…

Немного погодя в каморке послышался шум, впрочем, быстро стихший. Иван бросился было туда, нос к носу столкнувшись с Паисием.

- Взяли гниду, - тихо сказал старец. - Как открылся Евлампию: я, мол, как и ты, человек свейский, так я из-под лавки и вылез. Едва кинжалом в шею не получил, лиходей-то верток да злобен оказался! Хорошо, баркасник помог скрутить.

- Надо было Прохора к вам подсадить, - улыбнулся Иван.

- Ага, - Паисий глуховато рассмеялся. - Уж этого-то детинушку в каморку точно не вместишь!

Монах посмотрел в небо.

- Пожалуй, пора бы и гостям жаловать… Если не заподозрили чего.

В кустах громко закрякала утка - кря-а, кря-а…

- А ведь едут! - передернул плечами Паисий. - Едут, Иване, едут! Ну, начнем, благословясь.

Старец, а следом за ним и Иван, и вышедший из своей каморки Евлампий, размашисто перекрестились.

- Помоги, Богородица Тихвинская!

Отец Паисий с Прохором и Митькой побежали к пищальникам, туда же дернулся и Иван.

- Постой, друже, - баркасник дернул его за рукав, обернулся, понизил голос. - Чувствую, в опасное дело ты меня втянул.

Иван пожал плечами:

- А жить вообще опасно. Чего сказать хочешь?

- Вот, - карбасник снял с пояса кошель-«кошку», - тут серебришка немного. Ежели что, супружнице моей, Анфисе Ивановне, передай. Она на Бастрыгина живет, а где изба - спросишь.

- Передам… - Юноша улыбнулся. - Если сам выживу.

- Я кошель-то в каморке на лавке оставлю, - пояснил Евлампий. - Не ты, так кто-нибудь из карбасников передаст.

- Эй, карбасные! - закричали с мостков.

Иван поспешно отвернулся - купец Акинфий Козинец мог помнить его в лицо еще по Москве.

- Чего надо? - хмуро осведомился баркасный староста.

- Акулин Блудливы Очи за нас договаривался, - подойдя ближе, негромко пояснил купец. Толстый, одетый в глухую однорядку поверх аксамитового кафтана, он выглядел, словно истый боярин.

- Акулин? Да, приходил такой.

- Так можно перегружать?

Пока они разговаривали, Иван исподволь всматривался в обоз. Крепкие, закрытые рогожами возы, сытые кони. Вокруг возов тускло сияют красные искры - запальные фитили пищалей. Не дурак Акинфий, не дурак, осторожен. Запросто может уйму народу положить в случае непредвиденных осложнений.