Уильям Форстен - Вечный союз

Внутри была темнота, и Тамуке потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к ней.

В полном недоумении он поднял голову, и тут чудище стало медленно шевелиться. Не в силах подавить страх, Тамука отпрыгнул и потянулся за мечом.

– Не делай этого! – остановил его Джубади. – В нем есть какое-то колдовство. Если ты высечешь мечом из него искру, мы все погибнем.

Дрожа, Тамука прошел вперед, под самое брюхо чудовища. С одной стороны к нему был подвешен большой ящик, из которого торчало блестящее металлическое копье с четырьмя распростертыми клинками на конце.

– Не понимаю…– прошептал Тамука и, потрогав клинки, убедился, что они тупые.

– Я тоже, – признался Джубади. – Некоторые части его были найдены в кургане наших предков.

– Ты не побоялся тронуть такое место?

– В одной из наших старинных песен говорится о таких же вещах, какие в этом ящике. У меня есть любимчик, который видел похожую вещь, изготовленную Кромвелем, а янки Хинсен просил отдать ее ему. Но мы вознесли соответствующие молитвы и взяли ее себе.

– Боюсь, как бы это не потревожило покой наших отцов, – сказал Тамука.

– Наши отцы хотят, чтобы мы выжили, – убежденно ответил Джубади. – Расскажи Хулагару о том, что ты видел здесь. Если возникнет необходимость, мы этим воспользуемся.

Тамука кивнул, со страхом глядя на огромного демона.

«Все меняется. Что с нами будет?» – подумал он, двинувшись вслед за кар-картом из сарая.

Проходя мимо копья, он опять коснулся клинков.

Пропеллер медленно провернулся, пока Тамука выходил из ангара.

– Еще одно сообщение из Форт-Линкольна. Калин взглянул на Ганса, устало поднимавшегося по ступеням юго-западного бастиона, выходящего на реку:

– И что сообщают, Ганс?

– Наблюдательный пост докладывает, что большой контингент карфагенской пехоты высаживается на берег в устье Нейпера. «Оганкит» и еще десять броненосцев прошли Форт-Линкольн пятнадцать минут назад.

О’Дональд указал на облако дыма, поднимавшееся над долиной за изгибом реки:

– Вон они.

– Пост сворачивает свою деятельность. Все работавшие там отходят вместе с ополченцами вдоль Мельничьего ручья для обороны шахт.

О’Дональд взглянул на сенаторов, сгрудившихся в дальнем конце бастиона и приостановивших ожесточенный спор, чтобы выслушать сообщение Ганса.

– Неужели ничего нельзя сделать? – умоляющим тоном спросил Борис.

– Самые мощные пушки, какие у нас есть, – двенадцатифунтовки, – ответил артиллерист.

– Это возмутительно! – процедил сенатор Петра. – Почему Эндрю не сделал пушки побольше?

– Потому что они требуют много средств, – медленно проговорил Калин, растолковывавший это уже не в первый раз. – Мы думали, что мерки явятся с луками и копьями, и легкая артиллерия была бы самым лучшим оружием против них.

– Значит, кое-кто самым позорным образом просчитался? – спросил Михаил.

– Все мы просчитались.

– Из-за поворота выходит корабль, – поспешил перевести разговор на другую тему Ганс.

Это было небольшое карфагенское таранное судно. По его бортам ритмично поднимались и опускались весла, юго-западный ветер натягивал треугольный латинский парус, а на мачте развевался белый флаг.

Судно шло быстрым ходом; выкрики гребцов становились все громче, сменив замолкших сенаторов. Приблизившись к земляным укреплениям, опоясывавшим город со всех сторон, судно замедлило свой ход. Капитан подвел судно к берегу, лавируя на мелкой воде; команда быстро спускала парус. Один из карфагенян в пурпурном одеянии вскарабкался на ванты и, обратившись лицом к бастиону, поднес руки рупором ко рту.

– Я парламентер от Карфагена, – крикнул он на русском языке, который был немногим лучше, чем у О’Дональда. – Я должен видеть правителей Республики Русь.

Калин подошел к парапету:

– Я президент республики.

– Мне велено вести с тобой переговоры в присутствии членов сената.

Михаил поспешил выступить вперед, задев плечом О’Дональда. Эти двое настолько ненавидели друг друга, что Михаил даже приостановился было, но затем, криво усмехнувшись, подошел к Калину. Другие сенаторы присоединились к ним.

– Сенат здесь! – крикнул Михаил. Калин холодно взглянул на него.

– Я прибыл с предложением мирного урегулирования конфликта, – объявил парламентер. – Но прежде всего я должен сообщить, что ваша армия хотя и сражалась храбро, однако потерпела поражение возле города Испания и была окружена. Мы напали на них во время ночного марша и наголову разбили. Несколько тысяч человек были взяты в плен и могут быть обменены после достижения соглашения между нами.

– Мне нужны доказательства, – сказал Калин.

– Можешь отправиться за ними в Испанию, – с насмешкой бросил парламентер. – Полковник Кин был похоронен там с честью, как и твой зять. Правда, одно доказательство я могу тебе передать, если ты разрешишь моему человеку высадиться на берег.

Калин кивнул.

Один из карфагенян с длинным пакетом под мышкой подошел к борту судна и прыгнул в воду. Вынырнув на поверхность, он быстро переплыл узкую полосу воды, выбрался на берег, с осторожностью пробрался через лабиринт береговых заграждений, перешел вброд ров и взобрался по склону земляного вала.

О’Дональд подошел к нервно озиравшемуся воину и выхватил пакет у него из рук.

– А теперь убирайся отсюда, грязная свинья, – скомандовал он.

Калин сделал знак артиллеристу, чтобы он вскрыл пакет.

О’Дональд разорвал обертку из промасленной кожи.

– Это сабля. – Он поднес ее к глазам и прочитал вслух надпись, выгравированную на одной из сторон: «Генералу Винсенту Готорну от его друзей из 5-го Суздальского полка. Как он погиб, чтобы сделать людей святыми, гак и мы погибнем, чтобы сделать их свободными».

Глаза его наполнились слезами. – Будь они прокляты! Он был еще совсем мальчишкой!

Ганс подошел к нему и взял саблю.

– Вы, мерзкие ублюдки! – крикнул О’Дональд карфагенянам. – Я выпотрошу вас, как кур!

– Пэт, прекрати, – сказал Калин, подойдя к другу.

– Благодаря этим переговорам мы можем спасти город! – вскричал Михаил. – Уберите отсюда этого пьяного скандалиста! – О’Дональд, пройдись и успокойся, – произнес Ганс тоном, полным сочувствия, но в то же время дававшим понять, что это приказ.

– Слушаюсь, сэр, – бросил О’Дональд и сердито отдал честь. Проходя мимо Михаила, он толкнул его плечом.

– Ну погоди, мы еще встретимся! – прошипел тот.

– Готов в любой момент, – прорычал артиллерист. – С удовольствием выдеру твои драгоценные шарики и заткну их тебе в глотку!

Все, онемев, смотрели на О’Дональда, потрясенные яростью, которую он излучал. Ганс начал была что-то говорить, но замолчал, так как Пэт уже спустился по пандусу в артиллерийский погреб.