Алексей Волков - Пластуны Его Величества

Бестужев невольно застыл над какой-то парочкой, лежавшей рядом с убитым мулом. Если мужчина в форме всего лишь получил свинец в лоб, и все продолжал сжимать винтовку незнакомой конструкции, то молодая женщина явно была лишь ранена в плечо и в ногу, зато затем…

Кинжал почти отделил голову от тела, все вокруг было в крови, и поручик почувствовал, что его мутит. Он еле сдержал позывы желудка, и предпочел отойти прочь.

А вот Хилари смотрела без малейшего трепета, будто ей было привычным зрелище обезображенных женских тел. Да и Айзек держался молодцом. В отличие, например, от Миронова, который явно разделял чувства офицера.

Чуть впереди дорога была перегорожена обвалом, судя по его своевременности – явно рукотворным. Дополнительным подтверждением тому служил кончик ботинка, торчащий из-под камней, но раскапывать бедолагу особого смысла не было. Выжить под таким ударом на ровной местности заведомо невозможно, а хоронить… Лучше уж сообщить о случившемся в город, и пусть там решают, что и как? Звери тоже добраться до тела не сумеют, да и много ли тех зверей в горах?

– Миронов, дуй к нашим. Пусть направляются сюда, – Бестужев не сомневался, что Кречетов примет такое же решение, и лишь несколько упреждал командира.

Айзек подумал о том же, что и гвардеец. Повозки остались вместе с лошадьми, и их требовалось доставить сюда, но что делать с ним дальше, превратилось в вопрос. Через завал проехать было невозможно, а разбирать здоровые камни – это сколько времени и сил надо потратить!

Повинуясь приказу Айзека, сверху спустился азиат с английским именем Джордж и вместе с казаком отправился за подмогой.

– Это же Мьюз! – воскликнула вдруг Хилари, медленно идущая вдоль трупов.

– Да? – Айзек заинтересовано подошел, всмотрелся и кивнул. – Похоже. Надо же!

– Знакомый? – Бестужев уже несколько отошел от неприятного зрелища. Человек привыкает ко всему, в том числе – и к крови, своей ли, чужой. Но на всякий случай поручик закурил папиросу. Способствует борьбе с желудком, между прочим.

Он буквально недавно убил минимум троих, ничуть не заморачивался по этому поводу, просто пока не привык к виду трупов, да еще в таком количестве.

– Вы что? – даже удивился Айзек. – Это же знаменитый оператор из команды самой Чейли!

Судя по тону, оба имени должен был знать каждый. Но гвардеец не знал, и потому повторил вопрос в несколько иной форме.

– Не может быть! Но кто такая Чейли?

– Знаменитый новодел, – снизошла до объяснения Хилари. – Та, кто делает новости для людей.

– Репортер… Простите, разве новости делаются? Они пересказываются, – поправил Бестужев. – После того, как случаются. Делается политика, или что-то иное.

– Можно и так. Но мы считаем – опытный человек в состоянии предугадать, где и что произойдет интересного. Мир велик, и повсюду просто не успеть. Потому новости еще и делаются, – пояснил Айзек.

Довольно туманно и не слишком понятно. Или виноваты некоторые расхождения в языке? Слова тоже могут иметь разные значения, не говоря уже о смыслах, которые вкладывают в них конкретные люди.

Зато вполне понятно оружие. Гвардеец приподнял одну из винтовок, и с интересом принялся возиться с ней.

Что хорошо – любое оружие в чем-то схоже. Если долгое время имел дело с ним, при необходимости разберешься с любой маркой. Было бы немного времени, а большего не надо.

– Кто такие?

Кречетов чуть покачивался на носках перед пленными. Левая рука привычно лежала на эфесе шашки, правая опущена вдоль бедра. Полковник не столько говорил, сколько цедил слова, подчеркивая тем самым даже не разницу положений, а то, что не считает пленных за людей. Так, нечто гадкое, недостойное простой беседы или нормального допроса.

Элизабет перевела сначала на один язык, затем – на другой.

Лицо женщины было ледяным, как и ее тон.

Один мужчина не выдержал, понурил голову и старательно прятал взгляд, зато второй неожиданно разразился речью с явными угрозами.

– Что он говорит?

– Говорит, что мы обязательно ответим за нападение на них, – недобро хмыкнула Элизабет. Трусихой называть ее явно не стоило.

– Кому ответим?

– За ними якобы стоят такие люди, которые не привыкли прощать ничего и никому.

– Люди? – процедил полковник. – Людьми здесь не пахнет. Какие-то звери, на которых даже жаль тратить пули. Так и переведите.

Но пленный не унимался, едва не кричал в ответ, лишь ничего ценного в его речах не было.

– Цыганков, – Кречетов окликнул стоявшего рядом урядника. – Научи эту мразь вежливости.

Уточнять способ обучения казак не стал. Как и переспрашивать, или – предупреждать. Нагайка взметнулась, описала дугу и со свистом обрушилась прямо на лицо наглеца. Последний даже не успел заслониться, настолько неожиданным было случившееся. Возможно – он просто не был знаком с казачьей неразлучницей.

Зато крик сменился вскриком. Рука запоздало устремилась к лицу, на котором набухала широкая красная полоса. Чуть в сторону – и пленный лишился бы глаза.

Урядник лениво отступил назад и очень медленно стал вновь заносить руку с зажатой нагайкой.

На лице недавно возмущавшегося пленника вместе с кровью появился ужас.

– Конкретно – имена, где живут? – бросил полковник.

И такое равнодушие скользило в его голосе, что поневоле веяло грядущим небытием.

– Он говорит: если что-то будет сказано, ему конец, – перевела Элизабет.

– Если я ничего не услышу, то… – продолжать Кречетов не стал. – Спросите, знают ли они, что такое баклановский удар?

Этого, разумеется, не знала и Элизабет. Откуда в чужом мире могут знать одного из славнейших казачьих командиров, в свое время наводившего ужас на диких горцев Кавказа?

– Все очень просто. Сабля опускается на плечо, – полковник снизошел до того, что указал на названную часть тела. Показывал он, разумеется, на пленном. – Дальше она движется вниз и наискось, и заканчивает свое движение, выходя у противоположного бедра. Таким образом человек делится на две неравные части. Впрочем, лучше один раз показать, чем десять – рассказать. Петр Антонович!

Собиравший оружие Буйволов неспешной походкой подошел на зов командира.

Подобно полковнику или уряднику, офицер не корчил зверских рож, вел себя абсолютно спокойно, а в его глазах стояло глубокое равнодушие. Словно не люди стояли перед ним, а так, всего лишь манекены, а то и мишени. Кто же обращает на мишени особое внимание, тем более – жалеет их?

Сюда же подтянулся и заинтересованный Кангар.

– Петр Антонович, будьте так любезны, продемонстрируйте, пожалуйста, баклановский удар, – попросил Кречетов.

– Хорошо, Андрей Владимирович, – кивнул Буйволов и деловито извлек из ножен клыч.