Грэм Макнилл - Эпоха тьмы

Если бы сейчас кто-нибудь находился в комнате с Мендаксом, он смог бы заметить знак, вытатуированный на внутренней стороне его предплечья: зеленое изображение мифической гидры с поднятым хвостом и тремя зубастыми, вызывающе оскалившимися головами.

Пыльная буря родилась на дальних равнинах, и хотя это было слишком далеко от Сорок Четвертого, чтобы нанести ущерб, ее отголоски долетали до городских предместий: небо потемнело, а по улицам ветер гнал тучи песка.

У некоторых людей, собравшихся около телеграфной станции, на шеях висели защитные очки и маски; другие их уже надели. Кроме масок было огромное количество разного оружия, носимого совершенно открыто. В основном малокалиберные винтовки и дробовики, использовавшиеся для уничтожения грызунов и зерноядных птиц. Кое у кого при себе имелись сельхозорудия, правда, непонятно, какого врага люди надеялись ими поразить. Весь этот арсенал был призван скорее успокаивать его носителей, нежели приносить конкретную пользу в случае открытого столкновения.

Даллон Прэль являлся единственным обладателем того, что можно было назвать современным оружием, да и то с большой натяжкой. Лазган, крепко сжимаемый в руках, насчитывал больше ста сорока лет; он достался семейству Прэль в наследство от пра-прабабушки, достойно служившей в Имперской Армии. Реликвия блестела в свете фонарей, и толстяк нес ее как знак офицерского отличия.

В Городе Сорок Четыре никогда не было констебля. В нем просто не было нужды, как и в наведывавшемся к ним каждый лунный цикл окружном шерифе из Ноль-Первого. Но Прэль воображал себя кем-то вроде констебля, словно обладание подобным оружием делало его прямым наследником этого поста.

Он взглянул на Эймса Киитера, стоявшего, как всегда, с мрачным видом, скрестив руки на груди и хмуро посматривая вокруг. Владелец гостиницы угрюмо кивнул ему.

— И какой прок в этом сборище?

Прэль огляделся. Никаких объявлений, и все же большинство горожан — представители почти всех семейств, живущих в доминионах, — здесь. Люди обсуждали тех, кто не явился. В конце концов если вы не готовы публично заявить о своей позиции, очевидно, вам есть что скрывать. Должно быть, вы боитесь принять чью-либо сторону.

Еще никто не наделал глупостей вроде взрыва или пальбы из своего оружия, но дело явно шло к этому. Вопросы и возражения превратились в ожесточенные споры, за которыми чувствовалась едва сдерживаемая злость. Прэль слушал, отваживаясь перебивать, когда был уверен, что прав и что с ним, скорее всего, согласятся. Все разговоры сводились к двум противоположным точкам зрения, и пропасть между людьми росла каждое мгновение. Вместо того чтобы привести горожан к согласию, импровизированный митинг усиливал раскол.

Если Император действительно мертв, говорили некоторые, что это значит для обитателей колонии и этого городка? Что это реально означает?

У Прэля не было сомнений в подлинности телеграфного послания. В конце концов, существуют механизмы, защищающие астропатические сигналы из системы Солар и центральных миров от искажения. Так говорили в других передачах, и он этому верил. Понимания, как и что работает, не требовалось. Хоть ему и не нравилось религиозное устройство мира, веры было достаточно.

В послании сказано, что Император мертв. Значит, он мертв . И куда он, Даллон Прэль, мог деться от этого? Теперь на земном троне Хорус, и, наверное, он будет строить для себя новую империю. Все знают истории про миры, обращенные в пепел за то, что посмели не подчиниться магистру войны. Например, планеты Звезд Тебиана и соседних подсекторов, выжженные и превращенные в мертвые каменные шары.

Одни призывали к повиновению, считая его разумным и логичным, и хотели поднять знамя магистра войны, чтобы Око Хоруса смотрело отовсюду. Разве есть лучший способ обезопасить себя, чем объявить о преданности новому Императору-Королю? Если этого не сделать, Астартес всех перебьют.

У других подобная мысль вызывала отвращение. Как бы там ни было, это мир Империума. Терра и Император нашли его, вдохнули жизнь; он полит потом имперских граждан и служит Империуму Человека. Это верноподданный мир с верноподданными колонистами, которым надлежит открыто продемонстрировать свою ненависть изменнику и убийце Хорусу Луперкалю.

Прэль слушал доводы соседей и помалкивал. Система Виргер-Мос II находилась так далеко от Терры, была настолько изолированной и окраинной, что вряд ли она являлась частью Империума. Разве что номинально и согласно обычаям. Он осмелился спросить себя, какая разница для мира, подобного этому, кто правит им с далекой Земли — Хорус или Император? Что от этого изменится? Они будут так же выращивать свою пшеницу и отправлять ее в космос, рождаться и тяжело работать, умирая рядом с Небесным Крюком. Единственное, что изменится, — цвета флага и голос, ведущий радиопередачи.

Неужели его преданность стоит так дешево, а верность каждой отдельной колонии породившему ее миру столь хрупка и бессмысленна, что ее могут разрушить какие-то огни в небе и призрачная угроза расправы?

— Не можем же мы лизать любую руку, словно псы! — Прэль сам испугался, когда его мысли внезапно вырвались наружу, а глаза затуманились от чувств, получивших выход. — Мы что, совсем слабаки?

— Это не слабость, а прагматизм! — сердито огрызнулся Эймс Киитер, и несколько человек согласно кивнули. — Нам без разницы, чья задница восседает на трон Терры! Присягнем другому, и что с того? По крайней мере останемся живы! Я не собираюсь терять все, что имею, ради кого-то, кого никогда не видел и кто даже не знает о существовании этой планеты!

Прэль угрожающе шагнул к мужчине:

— Ты не понимаешь!

— Может, это даже и не Хорус. Ты об этом подумал? — парировал Эймс. — Может, уцелевшие сторонники Императора вздумали к нам явиться!

За их спинами дверь телеграфа со стуком распахнулась, и появился Орен Яцио. Его движения были неестественными, лицо побелело. Он продолжал держать в руках наушники, которые надевал, работая за телеграфным аппаратом. За ним тянулись провода, присоединенные к имплантату, вживленному в основание шеи.

Пока Яцио шел к ним, бледный и мокрый от пота, все молчали. Единственными звуками были стук и позвякивание проводов над головой, когда их трепал ветер далекой бури.

Наконец телеграфист заговорил — громко, чтобы все слышали:

— На сегодняшний день новости из… Новости, дошедшие в колонию… — Он пытался выдержать профессиональный тон, но не смог. Яцио сглотнул и начал сначала, отказавшись от обычных формальностей: — По проводам пришли обрывки передачи, отдельные куски. Мне пришлось долго собирать их воедино. Сообщения из Ноль-Девять, Один-Пять и из столицы.