Николай Берг - Остров живых

– Две минуты, – отчетливо говорит раненый.

– Что?

– Пожар в квартире, за пять минут все горит. У нас две минуты.

– Что делать-то?

– В сортире отсиживаться. Ремер не бросит! Продержаться надо!

Тимур наконец с хрустом выламывает унитаз. Растерянно смотрит на нас.

– Выкинь его на хрен! – рявкает раненый.

– Он грязный! – возражает парень, брезгливо глядя на древний фаянс. Белоручка выпрямляется в санузле, его голова скрывается в серой пелене дыма, и тут же Тимур приседает, надсадно кашляя – хапнул дыма на вдохе.

– Выкидывай, идиот, потом отмоешься! Иначе сдохнем тут все, и никто нас мыть не будет!

Швыряю белоручке какую-то мерзкую тряпку: если это и было женским платьем, то очень давно. И он, обрадованный этим компромиссом с его чистоплюйством, заматывает унитаз тряпкой и вышвыривает сверток в комнату.

– Ногу не приматывай! – останавливает меня раненый, когда я пытаюсь примотать больную ногу к здоровой.

– Хуже будет!

– Вряд ли, а мне рабочая нога нужна. Давай в сортир тащи!

Дым заметно опустился ниже. Теперь, чтоб дышать, надо стоять на четвереньках. И жарко стало очень.

Тимур, ухватившись за подмышки, тянет бойца в санузел. Я как могу стараюсь, чтоб раненая нога поменьше шевелилась – в первобытном обществе кинжалами и копьями из острых отломков костей даже мамонтов с носорогами убивали, а тут у раненого в бедре – пучок таких костяных ножей и кинжалов, и все они уже воткнуты ему в живое мясо, а рядышком там сосуды и нервы. В самом лучшем случае при переломе бедра кровопотеря пол-литра сразу, а тут и до трех литров легко может быть. Все, втащили!

– Дверь закрывай! – продолжает командовать раненый.

Нет, не пойдет. Я после своего стремительного стриптиза как голый, а все мое разбросано там, где горит. Поспешно, на четвереньках под дымом проскакиваю эти пару метров грязнючего пола, хватаю, что подворачивается под руку – сверкнувший в глаза брелок со связкой ключей, распластанную по полу куртку и распахнутую сумку. Лицо печет нестерпимо. Все вроде забрал. Бегом на четвереньках назад, в сортир…

Хлопаем дверью. В тусклом свете фонарика, который боец выудил откуда-то из своих карманов, можно оценить обстановку. Паршивая обстановка, если честно. Под дверью щель в два пальца светит красным, и отчетливо ползет нежный пока волнистый дымок.

В санузле задымлено весьма густо, а у меня еще этот молчун в ванной скрючившийся.

– Марлю, марлю намочи! Дышать через мокрую марлю! – требовательно кашляет снизу раненый.

– У меня только спирт и йод! – огрызаюсь в ответ, хотя чую, что он прав – в гортани как перцем сыпанули и гнусно щекочет в груди – бронхи реагируют на дым, сейчас начнут бороться.

– Моча у тебя есть и у твоего барчука! Или вон кран открой, может, еще вода в стояке осталась! Да чем хочешь кхе-кхе-кхе мочи!

– Кхы-кхы, Тимур, кхы, делай, что слышал. Марля в сумке, кран сам видишь где! Фонарем сюда свети. Слышь, кхы, эй, на полу, мне свет нужен с раненым разбираться!

– Кхе, а че корячиться, все равно сдохнем!

Слышу звук полновесной затрещины и одновременно оханье Тимура и стон пошевелившегося резко раненого.

– Делай, мозг целлюлитный, не умствуй. Тогда живы будем, кхе-кхе-кхе! Не такое видали! Делай давай, давай шевелись! И не там дыши, дурик, сюда дыши из дырки! Меня подвинь, не дотянуться мне!

– Ты о чем там бредишь? Кхы-кхы-кхы…

– В канализации сейчас воздух чище, чем тут. Им дышать можно. Из этой унитазной дырки. Во, видишь, я не кашляю уже. Чем выше – тем дымнее, закон. Снизу дыши!

– Сейчас стошнит! – чуть не плачет Тимур. Городской культурный мальчик, а тут такое…

– Я тебе сблюю, сосунок! Дыши давай, не ссы, прорвемся! Медик, у тебя в куртке что ценного?

– Много всего… Кхе-кхе-кхе-кхе.

– Я сейчас все выгребаю. Слышь, надо щель внизу заткнуть под дверью.

– Рация у меня там… Кхе-кхе-кхе-кхе! И патроны!

– Принято! Эй, пацан, маски из марли мокрыми сделал?

– Вот.

– Вода осталась?

– Нет, мало было.

А кашлять-то они перестали, точно! Приседаю рядом с ними, чувствую, что из грязной круглой дырки в полу бьет холодная струя дурно пахнущего, но куда как лучшего для дыхания воздуха, чем тот, что у нас тут выше пояса. Я-то был уверен, что стоит сковырнуть унитаз, и нас тут фекалиями зальет, а оно вишь как. Значит, не врал мне мой дружок, что крысы, бывает, из унитазов вылезают.

Моя многострадальная куртка с вывернутыми пустыми карманами пинками запихивается под дверь. Перед этим Тимур, явно стесняясь, еще и мочится на нее под грозные понукания лежачего пациента.

Становится темнее, но явно дышать легче. Мокрая марля в несколько слоев тоже службу сослужила – уже не давимся изнуряющим кашлем, а так, чуть-чуть деликатно покашливаем. Перевязать свою рану боец не дает, требует, чтобы я его дружка сначала осмотрел. Ну с этим я спорить не буду – все равно самая кровопотеря у него внутренняя, лежал он довольно долго и на лестнице, и в коридоре, вот и натекло под ним немного.

– Слышь, молодой, сообрази попить, – требует снизу боец.

– Откуда я тебе возьму? – удивляется Тимур.

– Бачок видишь? Наверху, на стенке приколочен? Вот из него.

А ведь и впрямь. Тут же квартира старая, бачок еще древнего образца, с грязной ручкой на цепочке…

Вздрагиваем: совсем рядом, буквально за дверью, начинается оголтелая пальба – хаотическая и нелепая.

– Это, слышь, еще что за нах? – удивляется встревоженный боец.

– Н-не знаю… Там сейчас так горит, что разве что Терминатор может ходить.

– Фигня, Терминатор – плагиат и фантастика. Ты там патронов не оставил?

– Вот ведь! Разгрузку забыл забрать… Два рожка, ИПП, фальшфаер, еще по мелочам…

– Цельный гусь, четверть белого вина, – в тон поддразнивает раненый. – Гранат у тебя там не было?

– Нет, не было.

– И правильно. Таким только гранаты дай! Что с Молчуном?

– Это твоего дружка прозвище?

– Не поверишь – фамилия. Что с ним?

С Молчуном плохо. Я стянул с него его разгрузку, странно легкую, как мог убрал куртку, потом поменял перчатки на чистые и тут же измазал их в крови. Влетело в человека густо. Точно не разберешь при таком свете, да он еще и одетый, но пробита рука минимум в двух местах, по крепитации – похрустыванию отломанных косточек при движении – разбито плечо. Но это-то не страшно, страшно то, что и в живот ему прилетело, точно могу сказать, что два ранения в брюшную полость есть. А может, и больше – сидящего в маленькой ванне при полудохлом свете севшего фонарика осматривать непросто. С другой стороны, хоть и случайно, но такая поза ему при ранениях в живот как раз самое то.

Перевязываю раны, вешаю ему на лицо маску, невзначай как бы туром бинта приматываю челюсть. Молчун дышит, но что-то сомневаюсь я в хорошем исходе. Хотел бы ошибаться, но дыхание у него агональное… В сумке у меня одна «лягушка» с кровезаменителем. Решаю ее поставить под раненого в бедро.