Борис Царегородцев - Арктический удар

– И откуда вы все знаете, вы же моряк, а не сухопутный командир? А что вы можете сказать о действиях морских сил и о военно-морском командовании, товарищ Головин?

– Тут тоже было много несогласованности и преступных действий, товарищ Сталин, и наш флот понес потери.

– Не объяснит нам товарищ Головин, какая несогласованность с преступными действиями у наших флотоводцев?

– Я думаю, зачем надо было почти с самого начала боевых действий выставлять минные поля возле Крыма, если они знали, что военно-морских сил на Черном море у противника просто нет и опасаться морского десанта глупо. На этих минах ни один боевой корабль противника не подорвался. А мы сколько потеряли на своих же минных полях? И зачем надо было растягивать войска по всему побережью Крыма? Ах да, в ожидании все того же морского десанта, хотя знали, что таких сил у противника нет, чтобы предпринять морской десант на побережье. Или они ожидали повторения Крита, но половина десантников там и осталась, и на Крым сбрасывать просто некого. Когда это поняли, было поздно, враг уже ворвался в Крым с суши. И закрыть эту дырку не успели: пока собирали войска по побережью, немцы были в Крыму. А что делала морская авиация в первые дни или даже недели? Бездействовала, когда могла с берегов Крыма и аэродромов под Одессой наносить массированные удары по Румынии. А они проводились малыми группами и без прикрытия истребителей, хотя в морской авиации немало истребителей. И даже новейших типов, которые могли сопровождать бомбардировщики до Плоешти, а те продолжали летать одни и нести неоправданные потери. При обороне Крыма, когда враг рвался через перешеек, авиация в первое время также бездействовала, это потом до адмиралов дошло, что враг может ворваться в Крым, тогда стали посылать авиацию в помощь сухопутным войскам. Так же действовала и фронтовая авиация, когда флотские наносили удары по Румынии, бездействовала, а могла помочь. А совместными усилиями могли многое натворить в Румынии. Флот и армия в течение трех месяцев не могли договориться между собой. О каком взаимодействии может быть речь!

Кроме того, я бы адмиралов Владимирского и Октябрьского разжаловал в матросы или даже отдал под трибунал за то, что они бросили в Севастополе более ста тысяч своих солдат, которые верили им, и не предприняли попытку хотя бы половину из них спасти. А это были обстрелянные солдаты, и они помогли бы сдерживать наступление врага на Кавказ. Зачем надо было врать своим солдатам, что мы вас не бросим и пришлем корабли, чтобы вас всех вывести. А они верили своим военачальникам, и ждали, и еще две недели оказывали сопротивление после официальной сдачи города. Но нечем было сопротивляться, склады были взорваны, а там находились сотни, если не тысячи тонн боеприпасов. Когда взрывали склады, в этих штольнях находились раненые, и не всех их оттуда вынесли.

Адмирала Трибуца также надо судить за то, что угробил половину флота, загнав его на минное поле, бросил транспортные суда, а сам с основными силами бежал. Оставив суда без зенитного прикрытия, предоставив немецким летчикам прекрасную возможность поупражняться в бомбометании по беззащитным кораблям с ранеными и эвакуированными, из которых большинство женщины и дети. Сколько их погибло – даже в наше время никто не знает. Хотя Трибуц мог это минное поле обойти, провести свои корабли и транспорты вдоль берега. Боялся немецких орудий? Да он располагал такими силами, что мог подавить любую батарею противни ка. Но там находились одни полевые орудия, мало приспособленные к стрельбе по морским целям. Я до пускаю, потеряли бы пять – десять судов и кораблей, но ведь было потеряно более шестидесяти, а на них двадцать тысяч только бойцов, защитников Таллина.

Еще одну ошибку допустили в тридцать восьмом году, назвав проект эсминцев типа «Гневный» вредительским. Тот, кто это сказал, и был вредителем. Из-за него нашу судостроительную промышленность лихорадило два года. Надо было просто достраивать эти эсминцы до конца, а со следующего проекта переходить на эшелонное расположение механизмов. А не переделывать «семерки», из которых вышли не улучшенные, как обозначает теперь буква «У» в этом проекте, а ухудшенные, как говорят моряки. И те и другие эсминцы гибли одинаково, и никакой разницы не было, какое расположение механизмов, линейное или эшелонное. Два года было потеряно, за это время все заложенные корабли вступили бы в строй. Ну, за исключением некоторых на Дальнем Востоке, но к сорок второму точно все были бы в строю. И уже наверняка начали вступать в строй эсминцы тридцатого проекта, некоторые точно находились бы в строю флота.

– Да, товарищ Головин, просветили вы нас, а нам докладывали совсем по-другому. И откуда вы это все знаете?

– Пришлось проанализировать много исторических документов, почитать черновики и послушать рассказы фронтовиков, именно тех, кто сидел в окопах или ходил на кораблях и все это испытал на своей шкуре. Их воспоминаний не печатали. А это не те парадные мемуары полководцев, которые тоже издавались после цензуры, где правды от силы двадцать процентов, а остальное писано в угоду политикам, желавшим скрыть правду о таких чудовищных жертвах, понесенных в этой войне. А были и такие фронтовики-писатели, которые просидели при штабах, я не имею в виду именно штабных работников, а тех, кто пристроился в тепленькое местечко и всю войну тут и просидел. Он немца, может, только на картинке и видел и ни разу из своего личного оружия не выстрелил, а грудь вся в орденах и медалях, за совершенные подвиги на женском поприще и на складах по присвоению продуктов и имущества. А потом писали книги, как они загибались в окопах и как они геройски били фашистов.

– А не много ли вы берете на себя, товарищ Головин, судить о фронтовиках, когда сами не воевали и в окопах тоже не сидели и судите о войне только по рассказам и документам?

– Да нет, товарищ Берия, просто наболело. Сколько было преступных ошибок и напрасных жертв за первый год войны. На этих ошибках наша армия училась целых два года, все считая немецких солдат плохими вояками, пока не научилась воевать. Вы бы послушали, что говорит об этой войне наша молодежь, насквозь пропитанная западной идеологией. Да это еще что, сейчас появились неофашистские организации, которые восхваляют Гитлера и его последователей. Война стала забываться, все же прошло семьдесят лет после ее начала, и молодое поколение о ней практически ничего не знает, да и знать не хочет. В наше время служба в вооруженных силах не престижна, молодежь всеми правдами и неправдами старается избежать службы. Да и что можно сделать из парня, попавшего в армию на год.