Александр Борисов - Прыжок леопарда 2

Векшина больше интересовало моральное состояние американских солдат. И Мэйсон проговорился: каждый на базе Такли мечтал о ранении - куда-нибудь в ногу, в руку, но так, чтобы рана была не очень тяжелой, только бы лечь в госпиталь, да пораньше вернуться домой.

Летчика увели. Потом зашел шифровальщик, принес депешу, сказал, что-то очень срочное. А Гриша не уходил, все мялся, шмыгал носом. Другой бы сидел, тихо радовался, да вертел в гимнастерке дырку для ордена.

- Слышь, командир, - прошептал он, улучшив момент, - шо-то на сердце погано. Треба тикать, бо воны это дело так не оставлють!

- Почему ты так думаешь? - с нажимом спросил Векшин, пряча в карман шифровку. Он уже знал: у начальства в Ханое похожие планы.

- Та-а... задницей чую!

- Тикать, говоришь? Ну, ладно, - притворно вздохнул Векшин, - поверим твоей заднице на слово.

Той же ночью пришли тягачи, и технику утащили. Вместо нее поставили муляжи из резины. Не успели закончить минирование, по цепочке передали: ждите гостей. А что удивляться? - американец всегда приходит туда, где уже получал по рылу потому, что злопамятен и жаждет реванша.

Как было на этот раз, Векшин не видел, его срочно отозвали в Ханой, потом в Москву, потом вот, сюда. Если верить Сидору Карповичу, управились без потерь. Янки долго поливали свинцом окрестности и подставу, а потом подошли вертолеты и выбросили десант. Прямо на мины, прямо туда, где их уже ждали.

- Понимаешь, Аугусто, - грустно сказал Векшин, прогоняя воспоминания, - не бывает законов войны. Война - не дуэль двух джентльменов, это грязь, полное беззаконие. Здесь важна каждая мелочь, если она, хоть на микрон, может сказаться на результате. Даже мудреная психология - это тоже наука войны. Целый отдел изучает типовые портреты солдат из разных социальных слоев. Потом выводится нечто среднее, отдельно для негров и белых.

Если наука не врет, янки - типичный продукт американской системы, какие б погоны он не носил. Где-то на уровне подсознания он понимает, что слабоват, хотя бы в сравнении с тем же киногероем, символом нации. Но рейнджер никогда не признается в этом даже себе, будет подпрыгивать выше собственной задницы, чтобы прогнать эти подлые мысли, чтоб доказать всему миру, что Техас больше Африки, а он круче любого русского, или кубинца.

Доблесть врага - лишний повод его уважать. Это из Кодекса чести истинного солдата. Если, конечно, этот солдат не янки. Тех, кто сильнее его, он ненавидит и считает своими врагами. Не мною замечено, что средний американский солдат очень жестоко обходится с пленными, а там, где возобладали эмоции, нет места для творчества - ненависть слепит.

- Ты, Женька, говори проще, - вцепился в беседу Мушкетов, наверное, наболело. - Для меня, например, война - это отдушина, место, где можно легально выплескивать злость на себя, на других, на беспросветную бытовуху. Вот жена моя... плюнула на все и ушла - тесно ей в коммуналке с мышами да тараканами. Она ведь ни дня не знала, что я за границей геройствовал. Думала, что муж ее снабженец, толкач, да еще и дурак, который живет честно и не берет взяток. А вот для янки! Для янки война - это реальный шанс кратчайшим путем добиться успеха в "обществе равных возможностей". То есть, что мы имеем? - перекосы в идеологии... ты что-нибудь понял?

Аугусто долго что-то там, в уме, пережевывал и вывел, наконец, свое резюме:

- Нет у американцев никакой идеологии, это обычная низкопробная пропаганда.

- Тут ты не прав, - возразил ему Витька и опять поднял вверх указательный палец, - отсутствие идеологии - тоже идеология. А по большому счету, у каждого государства должны быть свои герои. Это его основа, можно сказать, нравственный стержень. Надо же молодежи брать с кого-то пример? У вас это Че Гевара, Хосе Марти, Антонио Масео, тот же Фидель Кастро. Их знают не только на Кубе и в нашей стране, но даже на других континентах. О России пока помолчу, хвастать в гостях неприлично, да и не хватит пальцев всех перечесть. А у США? Честно говоря, даже не знаю, кого и назвать. Может быть этот... как его? куда мы сейчас едем?

- Хемингуэй? Нет, он не герой, а писатель. Так что не очень похоже, - засомневался Векшин. Тема его увлекла, с героической точки зрения он на Штаты еще не смотрел.

- Да какой он американец?! - возмутился Аугусто. - У нас его все считают своим. Те, кто с доном Эрнесто встречался при жизни, до сих пор называют его "дядюшка Хэм".

- Так уж и все? - хитро улыбнулся Мушкетов, - мы тут недавно слышали разговор журналистской братии с одним пожилым рыбаком...

- Не обращайте внимания, - смутился Каррадос, - это отсталые люди, выходцы из Африки, исповедующие вуду, их у нам мало. Все они почему-то боялись Хемингуэя, а после его загадочной смерти, стали боятся еще сильней: для них он колдун, ньянга.

- Как ты сказал?

- Ньянга - человек, убивающий свое тело для того, чтобы жить вечно, о таких говорят шепотом и с мистическим ужасом. Бывать в доме Хэмингуэя - это очень большое табу. В ослушника может вселиться душа колдуна и сделать с ним все что угодно. Этот дом обходят далеко стороной даже морем, когда выходят на промысел. Представляете?

- У каждой религии свои предрассудки, - осторожно заметил Векшин, обозначив свой интерес в обтекаемой форме.

- Здесь все вспоминают один случай из области необъяснимого: когда дон Эрнесто был молодым, он вышел с друзьями в море на яхте под парусом. А когда встал на якорь, выбросил за борт мясную тушу и выпрыгнул следом. Акулы не появились. Он снова поднялся на палубу, вылил в море целый бочонок крови и прыгнул опять. Шумно плескался, бил ладонями по воде. Вел себя, как акула в стае осатаневших акул. И ни одна из них не посмела напасть на него! Знаете, есть во всем этом что-то такое...

- Стопроцентные янки так себя не ведут. Стопроцентные янки любят стреляться, - мрачно сказал Витька Мушкетов и включил первую скорость, - есть у них такой маленький бзик: хоть раз в жизни не промахнуться, попасть точно в яблочко.

- Хэм действительно застрелился. Вы разве не знали? - удивился Аугусто. - У него отказали ноги. Для такой кипучей натуры жизнь без движения, уже половина смерти. А он ничего не делал наполовину.

И дергали тебя за язык, эрудит хренов! - Векшин с досады плюнул, да так, что едва не попал в широкую спину Мушкетова. Нить разговора, коснувшись чего-то действительно важного, безвозвратно скользнула в сторону...

Охрану в нашем районе сразу же сняли. Еще бы! Бумага за подписью начальника ОВД надежней цепного пса и отцовского амулета! А уж Мордан заторчал! И на свет он эту бумажку смотрел, и на зуб пробовал - не подкопаешься. Вот он и ушел прощаться со своим любимым пивбаром. Контур сейчас в санэмидемстанции, Угор - на кладбище.