Александр Борисов - Прыжок леопарда 2

Никита кивнул.

- Так вот, я и хочу спросить, как десантник десантника: где ты был? Где ты, лично, был, когда распадалась моя страна? Подался в кооператоры? Крышевал платный сортир?

- Я был на войне.

- Почему тогда твоя мать, бабушка или сестра... старушки-соседки, которым не носят пенсию... Почему русские женщины не сказали своим сыновьям и внукам: идите, родные, бесчестие хуже смерти, благословляем на баррикады?

Даже самый последний мерзавец находит своим поступкам благородные объяснения, - думал Никита. - Каждое дерьмо хочет пахнуть ромашкой. Только здесь что-то другое. По-моему, это больной человек. А ведь в чем-то он прав! Да, мы действительно виноваты и получили то, что хотели: голод и нищету, кумовство и предательство, президента дебила... и это... как там далее в тексте? "Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся". "Гнев и презрение"... нас действительно все презирают: Болгария, Германия, Польша - все, кого мы спасли от фашизма, а потом предали. Даже сраные Латвия и Литва - страны-холопы - и те! Раньше боялись и ненавидели - теперь презирают.

- Вы, русские, - исходил пеной оратор, - есть ли у вас чувство гордости? Вас уводят из дома, отлавливают на улицах, как бродячих собак, чтобы продать в рабство. А вы сидите, каждый в своем углу, жуете свои помои, как свиньи на бойне. И ни одна падла голоса не подаст, не скажет: "Ребята, нахера нам такая народная власть, которая не умеет и не хочет уметь главного - дать человеку право ее и себя уважать?!"

- Так причем здесь они? - Никита коснулся затылком брезента, отгораживающего салон.

- Они не причем, и ты не причем, и я. Просто Россия пьяна: вусмерть, вдрызг, вдрабадан! - в черных глазах Салмана явственней проявился лихорадочный блеск. - Ее нужно хорошенько встряхнуть, сунуть мордой в помои, а потом выпустить кровь - как можно больше дурной крови. Только тогда она встанет, опохмелится и скажет: "Мама моя, меня же насилуют!" И может быть, через много лет она вспомнит врача, поставившего верный диагноз, и скажет "спасибо" хирургу, сделавшему первый надрез.

То ли крышу снесло у джигита? То ли телек пересмотрел? Никита, по-моему, тоже это почувствовал. Он промолчал. Вернее, ответил МХАТовской паузой - достал из кармана измятую пачку "Примы" и принялся изучать ее содержимое. А из-под шляпы неслось:

- Этот ублюдок прежде всего спросил: "Сколько денег нужно тебе, Салман?" Он даже в мыслях не допустил, что я хочу чего-то еще, кроме баксов и наркоты.

- Тебя это очень обидело? Давай тогда я спрошу, - согласился Никита, - может, полегче станет? Ты, я вижу, никуда не торопишься - нашел свободные уши. А я вот, пытаюсь сигареты распределить, чтобы хватило на весь разговор.

- На весь разговор не хватит. Ты ведь со мной полетишь.

Никита не удивился. Не удивился и я.

- Да, - повторил Салман и хлопнул себя по колену. Идея ему понравилась. - Ты полетишь со мной! Или не хочешь? - Из-под кустистых бровей прорезался мстительный взгляд. - Даже не знаю, как быть с твоим горем, чем помочь? Я давно не курю, Мимино тоже бросил. Мовлат и Шани, если и угостят - только шаной. Э-э-э! - затянул он, включая милицейскую рацию.

- Вас слушают, - ответил обиженный голос.

- Условия мои будут такими: я хочу другой самолет, тот, что из Мурманска летел на Ростов. С его экипажем и оставшимся багажом. Это первое. Теперь второе: в ментуре, среди вещдоков, должен быть килограмм героина. Не сочтите за труд, привезите его сюда. И еще: мне нужны люди из Ростовской тюрьмы: трое, согласно списку. Его я отдам вашему человеку. Так... я ничего не забыл?

- Оружие, - напомнил Яхъя, клацая челюстями. Он сидел совсем рядом, невидимый за дерюгой и слышал весь разговор, - ты не сказал про оружие!

- Прошлый раз говорил, - возразил бородач, даже не отключив микрофон.

- Больше проси, Салман, оружие лишним никогда не бывает, в горах пригодится. Привезут - куда они денутся!

- Ты слышал? Автоматов не три, а шесть, - отчеканил Салман в эфир. - Каждый ствол лично проверять буду. Все должны быть в заводской смазке и с полным боекомплектом. Добавьте по три запасных обоймы к каждому экземпляру. На все про все у вас сорок минут, время пошло.

- Но... - заикнулся эфир.

- Я сказал, время пошло! Что сидишь? - бородач обратился к Никите, - вот тебе список, дуй до горы! Заодно и куревом разживешься... э-э-э, Яхья, воспитатель хренов, выведи для него немного детишек. Сколько? - на твое личное усмотрение. Чтоб человек зазря ноги не бил...

В четырнадцать лет Никита остался один. Стандартная биография: детдом, ПТУ, армия, офицерские курсы. На каждой из этих ступеней его пытались сломать. Но сидела в его характере врожденная житейская мудрость. Никита не поддавался соблазнам, не отвечал на удары и провокации. Не зная того, сам себя уберег от улицы, тюрьмы и дисбата.

Потом был Афганистан. На войне он озлобился, одичал. Почему-то возненавидел американцев. К моджахедам, напротив, испытывал чувство симпатии. (Как ни крути, а правда на их стороне). Что, впрочем, не мешало ему убивать и тех и других...

Я легко считывал информацию о прошлым майора- спецназовца, но как ни старался, не смог откопать в его памяти ни единого проблеска из жизни того, кто раньше владел этим телом. И я, эфемерное существо, лишенное всяких эмоций, впервые познал нечто, похожее на чувство досады.

Никита тоже был не в себе. Все шло как-то наперекосяк: и в стране, и в армии, и в этой вот, долбанной операции. Серость, кругом одна серость. Не власть портит людей, а безумная жажда власти, имя которой - политика. Не зря подполковник Архипов, читавший когда-то курс военной истории в Киевском общевойсковом, по пьяному делу не раз говорил: "Узнаю, что кто-то из вас перешел в замполиты - сей же час прокляну. Это значит, что я вас хреново учил".

Этот тоже, ефрейтор запаса, приехал командовать генералами. Выгорит дело - орден ему и почет, сорвется - тоже без штанов не останется. Черти его принесли, все по фигу - лишь бы в Кремль на тусовку не опоздать! Ничего, время придет - спросим. Со всех и за все спросим! Не добро - справедливость - высшая моральная категория. Справедливость, как неизбежность возмездия.

Я оставил Никиту когда он шагал по бетонке и вел за собой пятерых ребятишек. Он шел и стыдился их благодарных глаз, весь в сомнениях и расстроенных чувствах. Не снимал он и своей доли вины: что-то сделал, что-то сказал не так, на чем-то не настоял.

Этот безумный мир выглядел весьма неприглядно, если смотреть с его небольшой колокольни...

Да, то, что творилось в аэропорту, бывает только в России, где меньше всего доверяют специалистам. Все команды выполнялись бегом, но не было в них изначального проблеска мысли. А так... бестолковая суета, имитация бурной деятельности.