Андрей Жиров - Отступление

К сожалению, это не учебная тревога и не техническая неисправность. В результате злонамеренных действий неизвестной внешней силы, нанесенного противником подлого, внезапного удара, часть инфраструктуры выведена из строя.

Но 'Неподдающийся', несмотря на неисправности, по-прежнему готов выполнять боевую задачу. Поэтому я приказываю: до выяснения всех обстоятельств корабль переходит на военное положение. Детальные инструкции получите от непосредственного начальства, после окончания рабочего совещания, а сейчас расчеты занимают позиции в соответствие с дежурным расписанием.

Товарищи! Настало время испытаний наших храбрости и силы воли - момент истины. Сейчас мы должны сплотиться перед лицом врага, кем бы он ни был. Сейчас мы - передовой рубеж обороны и главный щит Родины. На нас с надеждой и верой смотрит многомиллионный трудовой советский народ. На нас обращены взгляды будущих поколений, судьбу которых мы изо дня в день, из года в год защищаем, сохраняя и преумножая завоевания Великого Октября. На нас обращены взгляды наших отцов и дедов, победивших в неравной борьбе с мировым империализмом, давших нам право на жизнь. И значит, мы не имеем права на сомнения и ошибки, слабость и колебания. Только один путь есть для нас - выстоять и победить.

У меня ни разу не было повода усомниться в каждом из вас, упрекнуть, обмануться. Убежден, что не ошибусь считая, что и впредь даже в самый тяжелый миг вы не дадите мне такого повода. А я обещаю - не дать его для вас...

Тут Кузнецов поневоле умолк. Все кажется сказано: иссякли и слова, и мысли. Только смутное ощущение не дает покоя - будто не дотянул, не закончил как положено. Действительно - окончание вышло рваным, будто на полуслове. Поразмыслив, адмирал внезапно на интуиции продолжил:

- Товарищи... Наше дело правое, враг будет разбит - победа будет за нами!

Вот теперь всё! Кузнецов замолк, чувствуя внутреннее опустошение, слабость, но в месте с тем - мощный душевный подъем, решимость и гордость. Как бы пафосно не смотрелись со стороны чеканные формулировки, выверенные слова, адмирал сказал то, как действительно думал - просто и честно.

В динамике вновь что-то щелкнуло, пошли частые гудки. Опустив трубку на рычаг, Кузнецов закрыл дверцу на ключ, обернулся. Обнаружив, что Геверциони, Ильин, трое десантников, девушка пилот и замершие неподалеку случайные наблюдатели, замерев, смотрят ему в глаза. Смотрят с каким-то незнакомым, новым чувством. Внезапно с разных концов корабля послышался гул. Вначале он казался неразличимым и неясным, но, по мере приближения зазвучал громко, отчетливо. А потом его, не стесняясь подхватили и стоявшие рядом. И вот уже по всему кораблю гремит, переливаясь и многократно отражаясь от стен, многоголосое, злое, решительное 'Ура!'...

И вот, словно в насмешку над недавними мыслями, Кузнецов вновь очутился на совещании - только теперь уже в главной роли. Старшие офицеры расселись вдоль стола, старательно возводя индивидуальные баррикады из папок и бумаг. Что, впрочем, выходило плохо. Среди громадного сонма разнокалиберных проблем, приключившихся за последний час с 'Неподдающимся', едва ли опасной, но одной из самых неприятных стала невесомость. Вместе с центральной электронной и вычислительной сетью отключилась и система контроля вращения центрального ствола. Да и черт бы с системой контроля - но плюс ко всему после гибели автоматики был по аварийной схеме заглушен и изолирован реактор. А без его энергии, на резервных дизелях, ни о какой искусственной гравитации нельзя и мечтать. Хорошо ещё, что поддерживать основные жизненно важные узлы пока удается.

Так что пришлось в срочном порядке и десантникам, и космофлотцам привыкать к резкой смене обстановки. Что, естественно, только добавило градуса в общую неразбериху. Хотя, грех жаловаться по-правде. Неразбериха неразберихой, но на корабле нет ни паники, ни даже каких-либо проявлений недовольства. Настроение, кончено, не праздничное, но выдержка просто выше любых похвал.

Адмирал, оставив измышления на абстрактные темы, вновь сосредоточился на совещании. Громыхая магнитными подошвами и передвигаясь с заметно медвежьей грацией, офицеры рассаживались по местам. Бумаги, карандаши и прочая мелочевка от любого неосторожного движения готовы были отправиться в свободное плавание, заставляя владельцев периодически отлавливать своевольное имущество. Да уж... На лицах присутствующих отчетливо заметен отпечаток глубоких терзаний. Тяжелая, гнетущая атмосфера напряженности, несмотря на напускную браваду, довлеет над судном. И конечно ни из-за бытовых неурядиц - советские люди не таковы, чтобы позволить подобной мелочи выбить себя из колеи. Всё это просто сопутствующий фактор.

Кузнецов прекрасно чувствовал: люди, не знавшие жестокой правды сражений, избалованные роскошью мирных лет, подавлены. Надежды, мировоззрение, прошлая жизнь - безжалостно отрезала, отбросив прочь, война. Все в прошлом: смято и отброшено, словно беззащитный бумажный самолет порывом грозового ветра. Как и век назад, теперь навсегда будет мир 'до' и 'после'.

Каким сильным, преданным и отважным не будь человек - не под силу ему избежать потрясения. Скорее наоборот: кто в ответе за многое, честный и справедливый - лишь крепче ощутит роковой удар, разделяя общую боль. И взвалит без жалости на хребет общую ношу.

Да, Кузнецов понимал это. И потому в первых же словах к бойцам без колебаний заявил о готовности судна продолжать бой. А вот о сложившейся на фронте обстановке умолчал. Крайне сомнительный, конечно, поступок. Но с точки зрения долга и здравого смысла верно: эсминец действительно способен выполнять ограниченный набор функций, в основном сводившихся к неподвижной обороне позиции и стратегической атаке атомным оружием. Для себя адмирал решил, что в крайнем случае постарается добиться сближения к вражеской крепости или линкору любыми средствами. Чтобы хоть напоследок нанести могучий, неотразимый удар отомстив за вероломное нападение. Одна радость - впавший в анабиоз эсминец будто плащом-невидимкой укрылся от противника. Во всяком случае большей маскировки достичь вряд ли возможно: реактор изолирован и заглушен, электроника вырубилась безвозвратно - так что в любом спектре 'Неподдающийся' выглядит как большое черное пятно на черном же фоне. Да и, покидая состав учений, Кузнецов увел корабль достаточно далеко. И координаты нахождения передать не успел. Теперь противник, даже сумей он взломать базу советского ВКФ (а после удара неизвестным оружием по системам жизнеобеспечения в столь огромном, невероятном диапазоне приходится полагать худшее), ничего не обнаружит. И это очень большой плюс в довесок к почти отчаянной ситуации.