Андрей Жиров - Отступление

- Собираетесь сами воевать? - с нарочитым сомнением произнес Левицкий, - А дальше что? Добираясь до нордически спокойных поставим к штурвалу лейтенантов с мичманами? Или, может, курсантов? Отдаете себе отчет, что неопытный человек накомандует? А если война? Торжественно вернете капитана с пересменой под канонадой или позволим старпомам почетно гибнуть?

- Незаменимых нет, а старпомы у нас ничем не хуже капитана справляются, - упрямо гнул своё вице-адмирал. - Кроме того, ни один офицер не будет снят, если сохранит трезвость ума и здравый смысл.

- Это вы удачно цитату вспомнили, - согласился Левицкий, мелко кивая. - А как вам такая: 'Кадры решают всё'. Слышали, наверное? И не надо подгонять к своей выгоде высказывание. Оно верно в долгосрочной перспективе, к которой и применялось. А на войне вы офицера из рядового не вымуштруете - ни за час, ни за месяц. Не говоря уже о том, что функция капитана не только в руководстве кораблем или соединением. Это уж вы прекрасно понимаете. Пусть старпом может отменно выполнить управление одним кораблем, а кто будет осуществлять взаимодействие с подчинёнными? Кто определит тактику и стратегию? Это не шахматы, где одна рука двигает всеми, а фигуры знай себе стоят забот не зная. Это, товарищ Захаров, современный высокотехнологичный бой в трех степенях свободы. Здесь каждый капитан по-хорошему должен быть себе и генштабом и аналитическим центром, на месте принимая решения о тактических выкладках с учетом общей линии сражения. А вы по старинке: первая колонна, вторая колонна...

- Если командование сочтет меня недостойным занимаемой должности - готов освободить, - вскинув подбородок, невозмутимо бросил Захаров. - Могу командовать эскадрой, полком, дивизионом, ротой, взводом...

На эту браваду Левицкий лишь раздосадовано махнул рукой и промолчал.

- И вы не горячитесь, товарищ Захаров, - вновь тяжело изрек Гамов. - Никто в вас не сомневается. Товарищ контр-адмирал справедливо и толково говорит, что поспешность решений может быть губительна. Я признаю справедливость решительной позиции - по-хорошему если капитан принимает решение под давлением эмоций и внутренней несдержанности, то ставит под удар и себя, и флот. Только сейчас новых офицеров взять неоткуда. Здесь ведь не простые капитаны - лучшие... Но если поспешим, станем снимать направо и налево - оставим суда без командования. Ведь одними капитанами дело не ограничится: непременно будут горячие головы среди офицеров, а уж тем более - младшего комсостава и рядовых. Что с боевым расписанием станет представляете? Потому и придется терпеть до последней крайности, когда очевидно: иного выхода нет. А до тех пор - ждать и подмечать ошибки, присматривая на будущее замену. Верно я вас понял, Лазарь Евгеньевич? - маршал вопросительно глянул на Левицкого. Тот согласно кивнул.

- Разрешите мне, Олег Юрьевич? - поднял руку генерал-майор НКГБ [9] Народный Комиссариат Государственной Безопасности. Георгий Геверциони, в силу профессии обычно предпочитающий на людях молчать, высказывая соображения лично командующему флотом или непосредственному начальству.

- Да, пожалуйста, Георгий Георгиевич, - разрешил Гамов. Берущая со времен НКВД разница в званиях со служащими остальных родов войск уже почти век служила источником головной боли для начальников всех уровней. Так и сейчас де-юре генерал майор НКГБ Геверциони в переводе на флотское звание становится полным адмиралом [10] Т.е. генерал-полковник. То же повышение званий верно и для остальных сотрудников НКГБ. . Но такое обращение к 'безопаснику' воспринималось крайне болезненно: по-справедливости, равные по выслуге и возрасту вице-адмиралы внезапно становились значительно ниже в звании. Тем более неприятно по отношению к молодому сорокавосьмилетнему генералу. Да и не секрет, что работники НКГБ пользуются часто дурной славой. Особенно среди мореманов, склонных по природе к прямоте и открытости.

Так что лишний раз раздражать людей Гамов не видел необходимости. Однако и генерал-майора - человека честного и объективного - обижать не хочется. Потому и обращение вышло по-возможности нейтральным

- Благодарю, товарищ маршал, - любезно ответил с неистребимой желчной иронией Геверциони. Хитрый генерал-майор прекрасно понимал терзания Гамова (благо знали друг друга они уже не один год) и не преминул отпустить по этому счету незаметную другим подковырку в переделах устава. Порывисто поднявшись, встал по стойке смирно - даже прищелкнул каблуками. Сухое, скуластое лица на секунду даже озарила неподдельная сардоническая усмешка, тут же впрочем, сгинувшая за непробиваемой броней спокойствия и сосредоточенности. А уж вид генерала ничуть не соответствует штампам штабного. Всё вроде обычно: высокий лоб, схваченный тремя обручами глубоких морщин, ещё более заметный из-за ранних залысин; черные жесткие волосы стрижены коротко, бесстыдно обнажают чуть оттопыренные уши; мощные надбровные дуги увенчаны сросшейся линией густых бровей, зато нос не по-кавказски правильный: ровный, тонкий - без горбинок; будто нить тонкие губы почти всегда плотно сжаты в пару к неизменному прищуру тёмно-карих глаз. И от образа геройского лишь чуть выдающийся мощный подбородок с ямочкой.

Однако как вычислить, что превращает скромного на вид человека в того, с кем не решит шутить даже лихой бузотер? Где мера невидимого внутреннего стержня? В сидящей будто влитая форме, явно обношенной и привычной? В отточенных, выверенных движениях? В пронзительности усталых мудрых глаз, в глубине которых таится твердость и сила? Может быть так, а может - и нет вовсе. Но Геверциони именно таков.

Георгий вообще привык балансировать на грани противоположных образов: дотошного брюзгливого профи и гуляки праздного без царя в голове. При этом на деле ни одному по правде не соответствуя. По собственному признанию (а истину он часто выставлял на показ, успешно пряча ценное там, где виднее всего) - Геверциони с помощью резких контрастов по возможности разгонял косность и невероятную тоску армейской жизни. Получалось вполне успешно: Георгию во всяком случае нравится, а остальные... Остальные никогда не знают, чего ждать от несносного генерала - уже немалое преимущество в работе...

Откашлявшись, Геверциони окинул взглядом зал и произнес:

- Товарищи, все мы прекрасно знаем, что я и мои коллеги по ГБ часто пользуемся славой интриганов и кровавых палачей, а потому заранее прошу простить, что дух моих высказываний будет противоречить сему романтическому, в высшей степени неоднозначному образу...

Выдал тираду ни дрогнув, сохраняя уставное дружелюбно-открытое выражение лица. По рядам сидящих пронеслись короткие, тихие смешки - будто дрожь мишуры. Максименко и еще пара молодых каперангов радостно заулыбались, а Захаров раздраженно сел, слёту припечатав: 'Фигляр!'.