Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 3

Поэтому — дону Нино Валтано не составило никакого труда найти этих восьмерых, они были под рукой, стоило только сказать несколько слов. Они были такими же, как и все калабрийцы — неопределенного возраста, от двадцати пяти до сорока, грязные руки, не отягощенные интеллектом лица. В их глазах не было ничего кроме тупости и слепого фанатизма, они не разрабатывали никакого плана, потому что не умели этого делать и он им был не нужен. Все, что они собирались сделать — это подстеречь машину на дороге и покосить автоматным огнем всех, кого увидят, не оставив в живых никого. Типичная разборка по-калабрийски.

Они были неплохо вооружены. Раньше основным оружием в Королевстве обеих Сицилий была местная Беретта и германский МР-40. Но с тех пор, как на Востоке стало неспокойно, со времени событий в Персии — сюда и вообще в горячие точки по всему миру попало огромное количество автоматов Калашникова. Они были такого же веса, как и МР40 — но стреляли патронами, которые пробивали стены и кузова машин. Так что — бандиты имели на вооружении автоматы Калашникова и осколочные гранаты. И то и другое ими применялось в самых разных разборках, и они умели этим пользоваться…

На берегу, на прибрежной дороге — их ждал небольшой белый фургон с высокой крышей и без рекламы на бортах, только нарисованная рыбина. Производство фирмы Бремах — переделанный ФИАТ с полным приводом, как нельзя лучше подходящий для местных, неласковых дорог. Сицилийские номера, чуть помятый бампер, ничего примечательного.

Бандиты загрузились в фургончик. Рыбак сел за руль. В спину ему — уперся автомат…

— Если что — тебя первого.

Можно было этого и не говорить…

Барон ди Адрано чувствовал себя плохо. Так плохо — он не чувствовал себя уже очень много лет…

Дело в том, что на Сицилии не любят предателей — никаких предателей, из-за чего бы не свершилось предательство. Да, это был всего лишь русский, не сицилиец и не член мафии — но это ничего не меняло. Предатель есть предатель, и как только слух расползется — тень ляжет и на него самого и на весь его род. Слишком много в истории Сицилии было предательств, чтобы к этому хорошо относились…

Второе — итальянцы хорошо относились к русским. В одна тысяча девятьсот девятом году, когда в Мессине произошло катастрофическое землетрясение — именно русские моряки первыми пришли на помощь, именно они разбирали завалы в разрушенном городе. И люди помнили это, люди до сих пор были благодарны. Российская Империя никогда не конфликтовала с Итальянской, более того — по всем спорным вопросам (а споры в основном были с Австро-Венгрией) Россия занимала антиавстрийскую и проитальянскую позицию. Это тоже помнили. А теперь на Сицилии предали русского, отдали его в руки врагов — хорошо на это никто не посмотрит.

Третье — барон все-таки принадлежал к дворянскому роду. Здесь, на Сицилии это мало что значило, дворянам оставалось выращивать оливки, виноград или организовывать наркотранзит. Но дворянский титул оставался дворянским титулом, местные дворяне ощущали общность со всем европейским дворянством, в том числе и с русским, их титулы признавали, они имели право участвовать во всех дворянских мероприятиях по всей Европе, их принимали в дворянских собраниях. Теперь — получается, что дворянин предал дворянина. Барон тем самым навсегда отрезал себя от дворянства, скорее всего — отрезал от дворянства весь свой род.

Четвертое — он предал русского, не спросив мнения других, не поставив в известность Копполо — высший орган управления сицилийской мафией, собрание донов всего острова. Учитывая то, какие это может иметь последствия для всех — он просто обязан был спросить мнения Копполо. Барон ди Адрано и сам был членом Копполо, на следующем заседании — его обязательно спросят о том, почему он проигнорировал общество и подставил всех под удар. Неверный ответ может стоить жизни и ему самому и всей его семье.

Пятое — за русского поручились. А он предал. Как ему теперь отвечать перед семьей Альвари, перед старым доном Онофрио? А ведь он вполне может выступить на Копполо и призвать барона ди Адрано к ответу.

И хотя — он сделал то, что должен был сделать, то, что приказали сделать уважаемые и влиятельные люди… барон никогда так плохо себя не чувствовал, как сейчас.

Он уже подумывал о том, чтобы уйти с мессы. Патер Витторио читал проповедь, люди вокруг него обращались к Богу со своими мольбами — а он стоял, не видя ничего перед собой, и в голове черными воронами кружились мысли. Он не смел обращаться к Господу — предатели не имеют на это права — и ему даже казалось, что молящиеся, простые жители Корлеоне украдкой поглядывают на него, словно раздумывая, что он будет делать дальше, со своим позором и бесчестием. Если бы он сам знал, что делать…

Как только отзвучало последнее «аминь» — барон первым направился к выходу. Шел твердо ступая по каменным плитам пола церкви, словно бросая вызов всем присутствующим и даже самому Господу…

На улице — сопровождавший его Лука приблизился — как раз в тот момент, когда старый барон усаживался в машину…

— Отец… — сказал он, явно смущаясь — если русского теперь нет, можно я…

Прорвало — обернувшись, барон хлестнул его наотмашь по щеке.

— Инфамита! — сказал он — иногда я думаю, что ты не мой сын, Лука и не брат остальным. Кто научил тебя такой мерзости!? Откуда в твоей голове взялись столь мерзкие помыслы…

Все это — произошло на глазах выходящих из церквушки людей, застывших в изумлении. В Италии было не принято бить детей.

Лука в ужасе отшатнулся. Барон сел в машину…

— Домой! — приказал он водителю.

Лука — поспешил к сопровождающей машине, где спешно потеснились, чтобы дать ему место. Вот теперь — он до конца понял, что произошло нечто страшное, непоправимое. Все-таки он был просто недалеким, сильным и верным малым, в умении предсказывать последствия тех или иных действий до дона мафии ему было далеко.

Собственно говоря, все шло по плану. Нечто подобное я предполагал: Италия есть Италия, а Сицилия есть Сицилия. Если мои предположения верны — барон ди Адрано просто обязан был сдать меня. Деньги. Все — из-за денег. Барон зарабатывал на жизнь тем, что прокручивал государственные деньги в наркоторговле, затем размещал прибыли в реальном секторе экономики. Он не мог обходиться без помощи банков, точнее — коррумпированной и находящейся под влиянием Ватикана части банковской системы, включая Банк Ватикана и Банка ди Рома. Эти банки знали про барона все, в любой момент они могли доказать, что состояние барона нажито преступным путем и подлежит конфискации. Банкиры держали его за глотку и диктовали условия: Ватикан мог потребовать передать меня его представителям — и барон обязан был выполнить условия, если не хотел оказаться в тюрьме и пустить сыновей по миру. Мне сейчас — нужно было просто выжить.