Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4

— Может быть и есть… Надо действовать быстро.

— Черт… кто-то должен нас прикрыть.

— Людей и так нет.

На самом деле — разведка, конечно же, была. Цыгане купили квартиру в высотном доме через дорогу, там посадили одного из своих сородичей, который должен был следить за улицей и сообщить, если увидит что-то подозрительное. Но сейчас цыган — наблюдатель не мог ничего увидеть, потому что он был занят — занимался сексом с двенадцатилетней девочкой, которую цыгане украли в Польше. Один из цыган, несущих вахту в борделе был его двоюродным братом и он выпросил себе девочку, чтобы не было так скучно. А чтобы еще и заработать на этом, он установил видеокамеру… лицо потом замажут а ему выплатят пять тысяч лир. Все деньги…

Поэтому — увидеть перебегающих дорогу вооруженных немцев он не смог.

Проникли в здание немцы быстро и тихо — один из немцев осмотрел одну из решеток, покачал головой — тяп-ляп сделано, как и все в Италии. Где проникать — они поняли еще у машин — просто прослушивали лазерной прослушкой окно за окном и поняли, где тихо — значит, там никого нет. Достал что-то, напоминающее ножницы по металлу, но только без ручек, вставил в нужное место холостой патрон — они приводились в действие пороховыми газами холостого патрона.

Хлоп. Хлоп. Хлоп…

С четвертой точкой крепления справились просто — налегли вдвоем и вырвали. Третий поддержал, чтобы не упало и не загремело. Четвертый — прикрывал с оружием наготове.

Оставалось стекло. Один из немцев достал алмазный стеклорез, другой — приложил резиновую присоску — чтобы вырезанное стекло не упало внутрь и не разбилось с шумом. Алмаз — с едва слышным мерзким скрипением пополз по стеклу…

Скорее всего — если бы это были русские, у них чего-нибудь не нашлось бы. Или алмаза или пороховых ножниц по металлу или присоски или еще чего. И у англичан чего-нибудь не нашлось бы. И у североамериканцев. Но не у немцев. Немцы, выходя на опасное задание, брали с собой все, что теоретически может понадобиться и что они были в состоянии нести или везти. У немца — всегда находилась нужная вещь, что бы это не было. Немцы практически никогда не импровизировали, они просто были готовы ко всему, к любому повороту событий — потому что это были немцы. Трудолюбивые, рациональные, занудные — именно они перехватили у Великобритании титул первой сверхдержавы, технократической сверхдержавы, стоящей на самом острие прогресса.

Стекло было вырезано, аккуратно вынуто и опущено на землю. Немец, сделавший это, посмотрел на своего командира, тот кивнул.

Немец сначала заглянул в комнату, потом запустил свою руку внутрь и с трудом, едва не разбив стекло открыл одну из защелок, держащих окно. До второй он никак не мог дотянуться. Тогда второй немец встал у стены на четвереньки, а первый — встал ему на спину — и тогда то смог дотянуться и открыть…

После того, как стекло открылось — первый немец залез внутрь, протянул руку товарищам.

Они оказались в комнате, где были свалены какие-то книги… учебники… неизвестно что, в общем, какая-то литература. За стеной бубнил телевизор.

Один из немцев достал отмычку и направился к замку. Второй достал мобильный телефон, набрал номер группы прикрытия, сказал несколько слов.

Хрустнул, уступая отмычке замок — и в этот же момент один из немцев, остающихся снаружи, несколькими точными выстрелами перебил наброшенные на муниципальную электрическую линию провода, ведущие к превращенной в детский бордель школе. Двое немцев уже стояли у двери — в руках перезаряженные револьверы, на головах — легкие каски с монокулярами ночного видения, которые были размером с небольшую рюмку для вина, легкие и удобные…

— Мамэн барабокэн…

Немцы были уже в коридоре.

Один из цыган, раздраженный тем, что выключили свет, выперся в коридор — и получил удар в пах, согнувший его пополам.

— А-а-а! Жапа кар!!!

Второму повезло меньше — он вскочил с топчана и успел схватить лежащий на столе обрез. Лязг передернутого затвора совпал с двумя хлопками — и цыган упокоился навеки. Третьим и четвертым выстрелом — стрелок упокоил еще одного цыгана. Он был в одной комнате с помповым ружьем — и это делало его опасным.

— В комнате чисто!

— Коридор — чисто!

Один из немцев изо всех сил пнул лежащего цыгана, которого они взяли живым.

— Говоришь по-немецки?

— Нанэ! Нанэ! [45] нет (цыганск). Предыдущее — это цыганский мат.

Немец ударил цыгана в пах так, что тот заскулил. Верить цыганам не следовало ни в чем — тем более что они кочевали по всему континенту и знали все основные европейские языки, тем более общеупотребимый в Европе немецкий.

— Еще раз. Говоришь по-немецки!?

— Что… надо… — цыган с ужасом смотрел на толстенный ствол, смотрящий прямо ему в лоб.

— Патер? Где патер?

— Какой… партер…

Немец ударил еще раз.

— Где патер? — повторил он как заведенная машина

— Не знаю…а-а-а…

— Погоди — внезапно сказал второй немец — не бей его. Кто приходил к тебе последним? Человек в темной одежде. Что он хотел?

— Он хотел… мальчика… ай, больно…

Отец Коперник тяжело дыша отвалился от мальчика… как вдруг хлопнула дверь и вспышка ослепила его… потом вторая, третья. После полутьмы бывшей классной комнаты, разделенной на три секции — вспышки были ярче солнца, они совершенно ослепили его. Он инстинктивно закрылся руками от беспощадного, бьющего в глаза света… потом кто-то схватил его, натянул на голову черный колпак и наскоро схватил за спиной руки одноразовыми наручниками. В парализованном ужасом мозге священника промелькнуло только одно — вот ОН и явился за мной. За все надо платить…

Группе захвата предписали обойтись минимальными жертвами — но произошла накладка. Как только они потащили пастора вниз, с шумом открылась дверь в коридор, аж ударившись о стену. Один из немцев вскинул револьвер

— Что ко всем чертям здесь происходит!?

Мужчина был то ли пьян, то ли под кайфом — его совершенно не испугал ужасающий вид германских штурмовиков. Он был белым, жирным, с обвисшим брюхом и почти лысый и ему было не меньше шестидесяти лет…

— Кто вы такие? Бандиты?

Дверь была открыта и немец, блокирующий угрозу — остальные тащили пастора, останавливаться было нельзя — глянул туда, там вполне мог быть и ствол. Но ствола там не было — а была девочка, в зеленой мути ночного монокуляра казавшаяся едва ли не призраком. Тоненькая, худенькая, лет десяти — двенадцати, закутавшаяся в простыню.

У немца была старшая дочь такого же возраста…

Старый жирняк протянул вперед руку — и в этот момент немец ударил его ногой в пах. Без шага, без разбега — с места, он ударил его, вложив в удар всю ненависть к этому уроду, которую он испытывал как отец и как германский офицер.