Сергей Дмитрюк - Чаша огня

Купер замолчал, как мне показалось, удивляясь своей необычной словоохотливости.

— А где Эд? — спросил я.

— Он спать пошел. Отдежурил свою смену и пошел. Я сменил его два часа назад… Эх, здорово было бы проспать весь рейс биополярным сном! Чтобы проснуться — и снова на Земле! И почему это ученые не придумают какое-нибудь такое устройство?

— Чтобы проснуться по ту сторону, или вообще не проснуться? — усмехнулся я, покосившись на экран, где по-прежнему полыхали языки желтого пламени.

— Тоже верно, — согласился Купер. — Хотя, случись что-то, и от нас тоже будет мало прока. А Земля… Правда, я редко бываю там…

Мы опять замолчали. Слева на пульте нервно замигал розовый глазок, через секунду погас. Гравитатор все так же протяжно урчал в углу.

— Не понимаю я что-то тебя, Максим, — снова заговорил Дэвид. — Совсем не понимаю! Три недели мы уже летим вместе, и я все присматриваюсь к тебе… Камень у тебя лежит на душе какой-то, похоже, и давит… Что? Верно? Только не говори, что я не прав. Все равно не поверю.

Я внимательно посмотрел в его задумчивые, посерьезневшие глаза. Что-то подталкивало меня излить ему свою душу. Не знаю почему, но мне казалось, что он поймет меня… сможет понять. Во всяком случае, нужно было кончать с этим моим нелепым существованием здесь не то, как во сне, не то наяву. И я рассказал ему о своих злоключениях — все с самого начала, ничего не скрывая. Он слушал, молча, не перебивая, все больше хмуря брови. Когда я закончил, Девид долго молчал, глядя себе под ноги. Наконец, тяжело вздохнув, он сказал:

— Да, парень! Наломал ты дров!

Я угрюмо посмотрел на него.

— Но больше всего мне не дает покоя… Понимаешь, ведь я сам, сам оттолкнул ее от себя! Тогда мне казалось, что иначе нельзя, но теперь я не могу себе простить этого…

— Девушку? — понимающе сказал Купер.

Я, молча, кивнул. Он немного помолчал, потом сказал сухо:

— Брось! Не переживай из-за такой ерунды!

Я едва не свалился с кресла. Изумленно уставился на него.

— Ерунды?! Ведь я люблю ее! Ты что, не понял? И она тоже любит меня!

— Брось! — снова отмахнулся Купер. — Люблю, любит, любовь! Все это лепет наивных юнцов, не знающих жизни. Ты же взрослый мужчина!

— Да ты что?! Спятил?!

— Послушай, что я тебе скажу, — опять прервал меня он. — Выбрось ты все это из головы. Не стоит это того, чтобы так переживать, не стоит!

— Да что ты такое говоришь? Ты понимаешь, что ты говоришь?!

Я вскочил на ноги, сжимая кулаки, чувствуя, как кровь приливает к голове, и ярость закипает во мне. Купер остался сидеть, с холодным спокойствием глядя на меня снизу вверх. Это его спокойствие заставило меня замолчать. Я совершенно не узнавал штурмана. Очень спокойно он сказал:

— Я не хочу обижать тебя, Максим, и говорить плохо о твоей девушке. Нет, вовсе нет! Ты любишь ее, и она любит тебя… Пускай так. Во всяком случае, ты веришь этому, и это для тебя означает смысл твоего существования… А я не верю! Хватит! С меня довольно этих горячих шептаний, доверительной луны в бездонном небе, и сумасшедших соловьев! Я сыт этим по горло! Все это сплошная ложь и иллюзии с начала до конца! Скажи, где гарантия того, что она действительно любит тебя? Есть у тебя такая гарантия? Есть?.. Молчишь? То-то! Тогда ответь, как ты можешь быть уверен в том, чего никогда не узнаешь?

— О чем ты?

— О том! Как ты можешь с уверенностью судить о том, что творится в ее сердце, в ее душе, наконец? Как?

— Только слепой может не видеть! И потом, ты же не знаешь ничего! Как ты можешь судить об этом? Ее чувства… они же во всем: в ее поступках, словах, во взгляде, в улыбке, даже в дыхании! Ну, как объяснить это словами?.. Это невозможно рассказать! Неужели ты сам не знаешь? Ты говоришь гарантии… Мне не нужны никакие гарантии ее любви! Я знаю только одно: ради этой любви и я, и она готовы не задумываясь отдать свою жизнь!

После моих слов Купер неожиданно разразился нервным хохотом. Я удивленно посмотрел на него. Он едко произнес:

— Любовь! Это слово — сладкая приманка, выдуманная поэтами и фразерами, чтобы польстить нашей прекрасной половине, окружить ее ореолом загадочности и таинственности. Оно питает наши надежды о сказочном идеале женщины — бесплодные надежды! — а потом разбивает их о несокрушимую стену реальности. Это слово, повторенное неоднократно лживыми устами… ненавижу его! Тысячу раз ненавижу!!!

Он сжал кулаки и с такой силой ударил по приборному щитку, что вертикальная панель с рядами круглых шкал жалобно зазвенела. Сказал, потирая ушибленную руку:

— Любовь… То, что нам говорят о ней с детства воспитатели и учителя, это миф от начал и до конца! Он повторяется ими с древних времен, чтобы не травмировать юные души, но сами они прекрасно знают цену таким словам… Я тоже верил этой сказке, жил надеждой на встречу, горел страстью желания, полный беспредельной нежности к той единственной и неповторимой, которая с легкостью растоптала мои чувства. Я был готов ради нее на любые жертвы и испытания, но она испугалась этих чувств, она была не готова к такой ответственности… Нет, никаким общественным воспитанием, никакими проповедями о долге, справедливости и чести не вытравить из них природную сущность, доставшуюся им в наследство из глухих тысячелетних глубин прошлого. Мы разные с ними и ничего с этим не поделаешь!

Я посмотрел на штурмана. Я был совершенно растерян от его слов… Растерян? Нет, это совсем не то слово, которым можно было выразить мое состояние! Слова Купера так сильно не вязались со всем, что я слышал, думал, чувствовал до сих пор. Его слова для меня были ложью, потому что я знал совершенно иной мир. Я не мог мириться с ними… я не хотел с ними мириться!

— Тебе просто не повезло в жизни, Дев!

— Не повезло? — Купер метнул в меня огненный взгляд и мрачно усмехнулся: — Хотел бы я, чтобы тебе повезло больше!

Я не ответил ему. Помолчав, спросил:

— И поэтому ты избегаешь бывать на Земле?

— Да, насколько это возможно, — уже более спокойно ответил он. — Я стараюсь уходить в дальние рейсы. Год, два курсирования между колониями Трудового Братства, затем небольшой отдых на лунных базах, и снова в полет. Грузы забираем на Орбитальных, там же делаем профилактический ремонт. На Землю спускаемся редко, по необходимости. В этот раз пришлось заделывать две крупные пробоины — на корме и в двигательном отсеке. В прошлый рейс к Сириусу попали под такой метеоритный обстрел… никому такого не пожелаю! Надо сказать, это бешеная звезда. Метеоритный пояс там раза в два обширнее и плотнее, чем у нас, в Солнечной системе.

— И ты не скучаешь по Земле?

— По Земле? — Купер задумался. Сказал печально: — Скучаю, конечно, очень скучаю! Но дни пребывания там самые тяжелые дни в моей жизни. Хотя тебе это, должно быть, кажется бессмысленным и странным. Ведь встреча с Землей всегда приносит радость… Но я страшусь столкнуться там с ней. Понимаешь? Пусть случайно, но я боюсь этого! Ведь никогда не знаешь с кем и где встретишься на Земле. Ты же знаешь, как это бывает?