Святослав Зайцев - Семицвет: молодость богов. Части 1-2

В понедельник он пошел в школу, и какова же была его радость, когда Алена дала ему продолжение. А потом — Хайнлайна, и ещё Саймака, и братьев Стругацких, последних он очень долго не мог начать читать, так как втайне побаивался.

Ещё долго пытался приучить читать маленького брата — но тот и слышать не хотел. Алексей даже пытался читать ему вслух, тот слушал вполуха и засыпал. А потом маленький брат нажаловался отцу, что своими книжками Алексей не дает ему учиться.

Отец рассердился, посчитал, что Алексей плохо влияет на брата и отобрал на неделю все книги, а Алексей понял, что пытаться советовать что-то кому-то прочитать или посмотреть — дело совершенно бессмысленное, только добьёшься обратного.

Но неделя без чтения пролетела быстро, он успел отыскать почти десять книг, поэтому, постепенно книги заполнили все его свободное время.

Но что ещё хорошего было в Алене, так это то, что она никогда его не осуждала. Не стояла над душой, не настаивала на том, чтобы он выбрал профессию, не упрекала его в безответственности, когда тот бросил школу по рисованию и сдулся, сбрасывая вес, когда хотел пробиться в секцию дельтапланеризма. Она не считала пейнтбол кровавой и жестокой игрой, а его фантазии глупостями, и никогда не смотрела на него свысока — а все остальные смотрели, ведь он был худшим учеником в классе. И ещё толстым. И нервным. И закрытым.

В общем, с ней было очень весело. И хорошо. Но она решила стать врачом, а чтобы получить необходимые знания, нужно было ехать в столицу.

И вот, в 18 лет, как и все дети, она навсегда покинула районную школу. И как это было принято — место старосты занял старший в группе — гордый Лазарев. Он ждал этого места два с половиной года и с трудом скрывал радость на проводах Алены. Алексею было так грустно и так обидно, что он демонстративно ни с кем не разговаривал целых три дня в качестве одиночного протеста. Но его молчание никто не заметил — потому как он и без того был неразговорчив. И это разозлило ещё сильнее.

А Алена уехала. Кинула его одного. В этой банке скорпионов. В этом логове тигра… И учиться расхотелось вовсе. А потом уехал куратор Сергей — его повысили. Куратор он был скучноватый, зато спокойный. И Алена его хорошо дополняла. И все. Все ушли. И окончательно все осталось в прошлом, когда пришла Эта.

На которую сейчас пялиться весь класс. И гордый Лазарев, конечно.

Вообще, Алексей с подозрением относился к учителям-женщинам. Есть в них какая-то подстава. Женщины и шутить то толком не умеют. Ну, Аленка не в счет — она вообще не женщина, а веселый парень с хвостиком. А эта другая. Ну… ну хоть красивая.

— Всем привет! — сказала она и села за учительский стол. Гордый Лазарев весь прям вытянулся. Вот же индюк!

— Как вам уже, наверное, сказали, — начала она, — Я — ваш новый куратор. Классное руководство, репетиторство, контроль успеваемости, а так же досуг — все это теперь будет в моем ведении. Я надеюсь, мы познакомимся и станем хорошими друзьями. Кто-нибудь хочет съездить всем классом в театр? Или в музей? А может в поход? Приходите ко мне после урока и предлагайте! — Она задумчиво полистала карты с личными делами. — Кстати, я предпочитаю обычный этикет, обращаться можете сударыня или Елизаветта, или сударыня Елизаветта… Алексей Прошин!

Алексей чуть на месте не подпрыгнул. Это было неожиданно.

— Ах вот вы где. — Сказала она несколько удивленно. — Мы с вашим бывшим куратором разговаривали о вас…

Ну да, кто бы мог подумать.

— Выйдите к доске и напишите мое имя. Через две «т», не забудьте.

Алексей застенчиво кашлянул и вышел к доске. Взял перо. Задумчиво почесал в затылке.

— А вас как зовут? — переспросил он.

— Разве вы не слышали?

— Елизаветта?

— Ну вот видите. Все слышали.

— И это писать?

— Да. Через две «т».

Алексей потоптался на месте.

— А писать на доске?

— Ну а где же ещё?! — всплеснула руками она. — Пишите, Алексей, пишите.

— Да не мучайте вы его, — усмехнулся Лазарев. Ну конечно, он-то прекрасно знал, к чему весь этот маскарад.

— Не умеет он руками писать.

— Не умеет писать руками? — ахнула Елизаветта и полистала личное дело. — Прошин, вам точно 13 лет?

— Да, сударыня. Мне 13 лет. — сказал он, потупившись.

Неудачное число, самое проклятое. Все дело в нем. Скорее бы ему исполнилось 14. И чувствовал он себя скверно. И ведь ещё все смотрят.

— Вам уже профессию выбирать пора, а вы писать не умеете… Ну что же, учащийся, — она развела руками, — садитесь. Лазарев, идите к доске и напишите уже. А Вы, Прошин, хотя бы на память запомнить попытайтесь.

Обедали они в небольшой столовой на другом конце квартала. Это было старое пятиэтажное здание, и сколько он себя помнил — в нем располагалась столовая, которую уже два поколения держала японская семья, приехавшая во время колонизации из-за моря. И хотя японской крови в шеф-поваре практически не осталось и кухня у них давно была европейской, рис они варить не разучились. И почти во всех окрестных домах в холодильниках всегда стоял сваренный ими рис.

А вообще, это была обычная бесплатная столовая, дешевая и без изысков, и здесь обедали все окрестные лавки и мелкие фирмы. Иногда проводились свадьбы и детские утренники.

И все шло предсказуемо — даже то, что Елизаветта отлично спелась со старостой. Гордый Лазарев что-то непрерывно ей рассказывал, шутил, иногда — показывал руками, а она кивала и слушала.

Алексей поковырял ложкой овсянку, которую японцы варить не умели и взял бутерброд с мясом. Вернее, толстый кусок хлеба с котлетой — типичное блюдо.

Котлета была соевой — бесплатная же. Да и хлеб был не первой свежести — жесткий. В общем, не бутерброд, а одно название. Но черствый хлеб пропитался соком от котлеты, так что было сносно — как распробуешь, поймешь.

А вот по пятницам была курица, и это был настоящий праздник жизни. Правда, выдавалась курица порционно — по окорочку на лицо, наесться до пуза не удавалось, да и народу в пятницу было много. Так что, придется сегодня есть, что есть — овсянку, котлету и чай с лимоном.

И ведь опять съест и ничего не почувствует. А нет большего разочарования, чем не получить радость от еды. Ведь, последние часы перед обедом только его и ждешь. И вообще идешь в школу, в надежде, что дадут что-нибудь вкусненькое.

А вот Злат как обычно толком ничего не ел.

Это был его друг из соседней группы. Странный мальчик со странным именем. Впрочем, мода на странные имена захлестнула империю как раз примерно лет десять назад. Златомир был маленький и худой, бледный и постоянно больной. Вот что случается, когда мамы в сорок лет вдруг хотят рожать ребенка естественным путем. Хотя, если их с Алексеем обоих вместе сложить, а потом поделить на два, то получилось бы двое парней отличного телосложения.