Святослав Зайцев - Семицвет: молодость богов. Части 1-2

Но зато… Прошла ночь!

Так с кем он все-таки связался? С преподавателем. Да, точно. Он подрался с преподавательницей. Стыдобища то какая… Ему вдруг стало невыносимо стыдно за вчерашнее поведение. Такие внезапные приступы стыда периодически навещали его как названные гости и приносили с собой пренеприятнейшее настроение. Ели смотреть правде в глаза, то он методично доводил, в общем-то, ни в чем невиновную даму. И собрался довести до того момента, когда она просто начнет его игнорировать, и, закрыв глаза на его поведение, будет ставить ему тройки. Как это было с преподавательницей реплики и английского языка, когда он ещё учился в том мире.

Но эта!

Электрифи. Электрическая Электрифи. Не подсолнух и не василек, не репейник, не чертополох. Ненормальная женщина с ненормальным именем.

Она оказалась хитрой. И куда хитрее, чем он полагал. И все сделала иначе. И его план рухнул в одночасье.

Отчего-то стало и стыдно и обидно.

А ведь птенцы наконец-то вылетели из гнезда! Целый выводок этих маленьких и ужасно шумных чаек. Стремительных как воздух, шумных чаек.

Рука болела. И челюсть.

Одна, самая старшая и большая, чайка-мама взлетела высоко и оттуда, сверху, радостно ухватила лучи солнца. И вся заполыхала розовым.

Пронзительным розовым светом.

Больно. Да, было очень больно. Значит, живет… Ушиб, но не перелом.

Чаячьи дети, наверное, скоро вырастут и улетят из гнезда. А папа с мамой, точно, останутся тут. Как просто в мире птиц — их любовь и опека к детям исключительна по сравнению с человеческими родителями, но они, птицы, всегда точно знают, когда отпустить ребенка. И отпустить навсегда.

Он попытался подняться.

Один из птенцов, самый наглый, громко пискнул и пролетел совсем близко.

Сон видел их гнездо неделей раньше. Там, в секретном месте, среди камышей и зарослей ивы, он как-то пытался найти тайный ход. Почему-то идея, что где-то тут обязательно есть тайный ход, упорно преследовала его несколько дней.

А если он заболевал чем-то, то превращался в одержимого.

И вот, однажды рано утром, он встал, чтобы отправиться на поиски.

Тайного хода, он, к сожалению, не нашел. Зато нашел гнездо. Был дистанционно атакован чайкой-папой и узнал, что на завтрак тот ел каких-то гусениц вперемешку с рыбными потрохами. А рыбные потроха чайка-папа ныкал каждый вечер под дверным козырьком, отчего, иногда на входе попахивало протухшей рыбой.

В общем, Сон забрался в болото практически по пояс.

Вывозился в грязи, весь мокрый и злой, он, в довершение, был кусан перепуганной ондатрой. Старой и мудрой ондатрой, которая тихо доживала последние дни в этом потаенном местечке.

В общем, едва не опоздав, он так и явился на фехтование, — запыхавшийся, растрепанный и весь в болотной тине.

Тысячелистник, конечно же, был в бешенстве. Впрочем, он всегда был в бешенстве. И был он даже хуже чем две Электрифи, чем три или даже четыре. Хотя, с четырьмя, он, пожалуй, загнул.

В общем, он был в бешенстве. И если бы не отвратительный вид учащегося, то его бы, наверное, обязательно вывело из себя что-нибудь другое. Например, то, что Сон не всегда конспектировал лекции полностью. Или его отвратительный почерк. Или его несносная манера отвлекаться. Или его, как обычно, неаккуратный вид… И даже если Сон будет безупречен, то Тысячелистник обязательно придумает что-нибудь, чтобы взбеситься. Ведь он не может быть спокойным. Ему всегда надо найти что-то, что портило бы его картину мира. От самого сознания того, что идеал достижим, Тысячелистник испытывал чрезвычайный дискомфорт.

Но было во всей этой истории с тайным ходом много хорошего.

Сон обнаружил новые свойства формы!

Во-первых, она не пропускала воду. Когда, на перемене, он, стоя в туалете, спешно пытался привести себя в порядок, то сняв брюки, обнаружил, что ни одна капля воды. Ни одна! Не просочилась сквозь плотные швы…

Во-вторых, грязь отставала на удивление легко — достаточно было лишь встряхнуть. И кстати, ведь он совершенно не замерз. А вода этой ранней весной была особенно холодной. И ночью температура была ниже нуля.

Термоткань, точно! Водонепроницаемая термоткань.

Интересно, а почему он в ней тогда не потел? Она что, воздух пропускала, а воду нет?

Сон потер подбородок, отгоняя воспоминания. В воспоминаниях, как он понял, можно было жить бесконечно. Но нужно было срочно возвращаться к действительности. А иначе, откуда же он будет брать воспоминания?

Так, что же все-таки ему теперь делать?

Ни одной мысли…

— Небо. — раздался голос. Спиной к нему сидел Астра и покачивался на стуле. За привычку качаться на стуле Сона два раза вызывали к директору школы! А этот… Этот просто сидит и качается!

И вообще, как он не заметил его раньше? Очень незаметный человек.

Астра развернулся, ловко балансируя на одной ножке стула, и подмигнул.

— Небо соединяет нас с миром.

— А я люблю гром. И когда пасмурно. — перебил Сон. И даже не потому, что он любил гром, а потому, что ему всегда хотелось вставить собственное мнение, или, на худой конец, просто поспорить. Но Астра отличался завидной устойчивостью к его ловушкам.

— И грозу! — подытожил Сон. — Да. Грозу.

— Все это, конечно, прекрасно. — пожал плечами Астра. — Но над Серафимском не бывает плохой погоды, кроме искусственных дождей. Последнее столетие тут стоит бесконечная осень. Или весна. Золотая и теплая. И либо вам придется полюбить, что есть, либо ходить до конца обучения недовольным.

— Такому не бывать. — проворчал Сон, слезая с кровати, и быстро соображая в какое русло направить спор. — Не бывает вечной осени! — внезапно осенило его.

— Знаете, учащийся Сон-Трава. — сказал Астра тоном человека, который собирается прочесть ужасно нудную лекцию. — Наш мир живет по очень интересным законам. Вы никогда не замечали, что всегда получаете то, чего больше всего желаете и то, чего больше всего боитесь? И не имеет значения, в жизни или во сне это происходит. Видя этот причудливый механизм кнута и пряника, можно выбрать самый простой из возможных путей — с радостью наслаждаться наградами и стоически переносить испытания. Но есть и ещё один интересный вариант. — он перешел на шепот так, словно собирался доверить ему тайну. — Можно перестать бояться чего бы то ни было. И тогда никто, ни злая преподавательница биологии, ни его величество император, ни сам предводитель чертей прямиком из бездны не смогут нанести по вам удар. Только представь себе! — сказал он более громок. — Никто! Никто не сможет нанести удар истинно бесстрашному воину кроме самой смерти. И та сможет сделать это всего один раз.

Сон хотел было поспорить, и даже набрал воздуха, но небольшая точка на горизонте отвлекла его внимание. Вообще ему сначала показалось, что это чайка. Но точка увеличивалась, и когда Сон смог разглядеть очертания у него перехватило дыхание.