Эми Тинтера - Ребут

Шрамы из человеческой жизни никогда не исчезают.

— Вот так, — сказала я, положив его ладонь на кость. Я с силой толкнула ее внутрь, и он сжал свой рот рукой, чтобы подавить крик.

Он снова рухнул на мат, тихое хныканье вырвалось из его горла. Я ощутила укол вины. Опять этот укол вины. Я не знала, нравилось ли мне это.

Я не хотела ломать ему ногу. Это был хороший опыт обучения, который, так или иначе, потребовался бы ему в конечном счете, но это было неприятный побочный эффект того, когда он не двигался так быстро, как я приказывала.

— Тебе нужно научиться двигаться быстрее. — Я думала, что это прозвучит как извинение. Но оно вышло не правильно. — Я имею в виду, я не… — Стоп. Я не извинялась перед новичками. Я здесь, чтобы учить его. Ему нужно знать, как вставлять собственные кости обратно на место.

Он перекатился на спину и посмотрел на меня с удивлением. Ну, удивлением с оттенком жгучей боли.

— Если ты будешь извиняться каждый раз, когда будешь причинять мне боль, тебе больше не придется делать что-либо еще.

Смех начал подниматься в моей груди, и я быстро отвернулась, чтобы он не смог увидеть улыбку на моем лице.

— Вставай, — сказала я, вскакивая на ноги.

— Моя нога все еще сломана.

— Мне все равно. Вставай. Если ты просто будешь лежать во время сражения, они сломают тебе другую ногу и тогда ты провалился.

Он нетвердо поднялся на ноги.

— Неужели там так плохо? — спросил он, стараясь держать свой вес на здоровой ноге.

— Это от многого зависит, — сказала я.

— Например?

— От людей. Если ты просто ловишь больного человека, то это довольно легко. Если это преступник с большой бандой, то ты можешь попасть в засаду, добираясь до них. Зависит от того, насколько они напуганы. Если они стараются казаться самоуверенными и думают, что могут оказать сопротивление.

— Что, если они не делали этого?

— Чего?

— То преступление, из-за которого мы схватили их. Что, если они не делали этого?

— Они всегда говорят, что не делали этого. Наша работа заключается в том, чтобы доставить их. Об остальном позаботиться КРРЧ.

— Они отпустили бы их, будь они невиновны? — спросил он.

«Сомневаюсь» . Как ребута, меня никогда не информировали о том, что случалось с людьми, которых я поймала. Как девушка, живущая в трущобах, я знала правду. Если они забирали кого-то, они уже никогда не возвращались.

— Они убеждаются в их виновности, прежде чем схватить их, — сказала я.

— Как?

— Это не наша забота.

— Почему нет? — спросил он. — Мы — те, кто ловит всех этих людей.

— Наша работа заканчивается на этом.

— Куда они попадают?

Я как-то думала над этим. Что-то вроде тюрьмы? Я сомневалась в этом.

— Я не знаю.

Он нахмурился.

— Они никому не говорят об этом? Семьям?

Было понятно, что богатенький мальчик понятия не имел, как это работает. Я выполняла одно задание в богатом районе города на каждую сотню, которые выполняла в трущобах.

— Нет. Во всяком случае, я так не думаю.

— Но…

— Как нога? — перебила я.

Он посмотрел вниз, пошевелив ногой.

— Почти зажила.

— Тогда подними руки. Давай продолжим.

Он встречался с моими глазами почти каждый раз, когда я ударяла него. Я не была уверена, что делать с тем, как он смотрел на меня, словно был заинтригован чем-то. Маленький трепет, который это вызвало у меня в груди, отвлекал.

— Хватит на сегодня, — сказала я, когда его челюсть зажила после второго перелома за этот день.

Ужин был через десять минут; все остальные выходили из тренажерного зала.

Я протянула руку, чтобы помочь ему встать с мата, и он взял ее. Когда он поднялся в вертикальное положение, то положил свою руку на мою, и наклонился так близко к моему уху, что его дыхание щекотало мою щеку.

Моим первым побуждением было отскочить. Никто не подходил так близко ко мне. Даже люди, я не помнила, чтобы кто-то из них находился со мной так близко, что я могла почувствовать тепло их кожи. Но он начал говорить так тихо, что только я могла услышать.

— Они все время слушают нас? — спросил он.

— Я не знаю, — прошептала я. — Знаю, что они делают это во время сражения. Здесь везде есть камеры, так что, скорее всего.

Он выпрямился, но не отстранился. Думаю, я собиралась держать более подходящую дистанцию между нами, но отвлеклась из-за того, как он улыбнулся, глядя вниз на меня. Я всегда жила в мире, где я смотрела снизу вверх, но впервые мне захотелось подняться на носочки и приблизить свое лицо к нему.

Я прочистила горло, и быстро сделала большой шаг назад. Так или иначе, раз они могли слышать нас, то, безусловно, они могли и видеть нас. Охранник в углу, камеры на стенах, другие ребуты, проходящие мимо — они отлично могли видеть нас.

— Спокойной ночи, — сказала я, развернувшись, чтобы быстро уйти.

 — Ты пока просто наблюдаешь, — сказала я Двадцать два следующей ночью, когда мы стояли на крыше КРРЧ. — Запомни это.

Он кивнул. Он продолжал поднимать и опускать руки, подпрыгивая на своих пятках. Новички всегда были нервными, но я думала, что он мог прогуляться на крышу со своей обычной улыбкой. У него ее не было, и мне почти не хватало ее.

Десять ребутов стояли на крыше КРРЧ в темноте, ожидая шаттла. Пять новичков стояло со своими тренерами. Лисси бросила презрительный взгляд на Двадцать два, когда тот подпрыгнул, а потом самодовольно посмотрела на Сорок три. Тот, со своими крошечными ручками и со странно подергивающимся лицом, не выглядел этого достойным.

— Не говори, если они не спросят, — продолжала я, не обращая внимания на Лисси. — Делай все, что офицеры говорят тебе на поле. В противном случае, они застрелят тебя.

Он снова кивнул, когда шаттл с грохотом приземлился на крышу, порыв ветра, последовавший за этим, трепал мне хвост. Дверь шаттла отодвинулась, и оттуда вышел Лэб, его черные рукава были закатаны до локтей, несмотря на то, что ночь была холодной. Он был высоким, хорошо сложенным парнем, и жесткая форма КРРЧ часто выглядела на нем неудобной.

Он махнул рукой, показывая, чтобы мы начали подниматься. Мы вошли внутрь, металл звенел под нашими сапогами. Поскольку сегодня ночью нас было всего десять, мы были в одном из средних шаттлов. Маленькие черные пластиковые стулья, выстроившиеся по стороне шаттла, были обращены к одному большому стулу офицера. Дверь, ведущая к месту водителя, была все еще открыта, и я мельком увидела затылок человека. Водитель никогда не покидал шаттл, ни при каких обстоятельствах, и не обращался к ребутам позади.

Двадцать два стоял рядом со мной неподвижно, как я и велела, и Лэб схватил его за руку и перевернул ее, чтобы посмотреть на штрих-код. Он усмехнулся, морщины на его жестком квадратном лице стали заметнее, когда он улыбнулся.