Степан Кулик - Операция «Прикрытие»

Он быстро поставил корзину с котятами на пол, а когда выпрямился, в левой руке он держал гранату, а в правой — шарик предохранителя.

Не ожидающие ничего подобного от мирного и чуть пьяненького ветеринара солдаты даже не пошевелились, недоуменно взирая на гранату.

— Эй, идиот! Осторожнее! — первым пришел в себя шарфюрер. — Ты же нас взорвешь!

— Автоматы на пол! Быстро!

— Рехнулся?!

— Считаю до трех! Раз…

— Идиот! Ты же под расстрел попадешь. Опомнишься — поздно будет. В гестапо живо всю дурь выбьют. Если оберштурмбанфюрер тебя сам не пристрелит, — пытался урезонить его Фалькбрух.

— Больше повторять не стану. Два…

Видя, что чокнутый ветеринар не шутит, а нить в его руках напряглась, как струна, вот-вот воспламенит запал, солдаты сложили автоматы на дно кузова.

— Теперь сами.

— Что!

— Лицом вниз! На пол! — От перенапряжения голос Хохлова сорвался на визг.

— Здорово, доктор! — вскочил в кузов Пивоваренко. — Думаю, чего это водила на ходу выпрыгнул, а это ты тут воюешь!

— Пытаюсь…

Увидев незнакомого эсэсовца, почему-то говорящего по-русски, солдаты потянулись к автоматам, но Пивоваренко повел дуло в их сторону и сердито рявкнул:

— Отставить. Отвоевались, фрицы!

— Всем лечь! — повторил приказ Хохлов. И теперь уже никто не потребовал повторить. Тем более что как раз в это момент в кузов бронетранспортера запрыгнул и Петров.

Сапер быстро оценил обстановку, а потом шагнул к Хохлову.

— Яичко-то отдай. Не ровен час, разобьешь. Жалко.

Он ловко перенял у врача и саму гранату и вытяжной шнур.

— Ну все-все. Можешь расслабиться, — сапер ловко вложил шнур и шарик обратно. — Колпачок где?

— Что?

— Колпачок предохранительный, надеюсь, не выбросил?

— А-а, нет. Он в корзине.

Хохлов нагнулся, порылся в подстилке и протянул защитный колпачок Петрову.

— Порядок… — сапер сунул гранату в карман и обратился к Пивоваренко: — А с этими что делать будем?

— Вязать… — пожал плечами тот. — Командир другого приказа не отдавал.

— А у меня уже все веревки закончились, — развел руками тот.

— Учись, сыну, пока батька жив…

Пивоваренко быстро отчекрыжил ножом от переносного ремня автомата нужной длины отрезок, завернул ближайшему немцу руки за спину и ловко обмотал их. Потом снял с солдата брючный ремень и стянул им ноги в лодыжках. Потом взял одну из пилоток, скрутил ее и показал немцу. Сперва пилотку, после — нож. Немец послушно открыл рот.

— Примерно так.

— Ремень широкий, — помотал головой Петров. — Надежного узла не получится.

— И не надо. При нас не развяжутся. А потом пусть проваливают. Мы уже будем далеко. За работу, парни. Время не ждет…

На лесном аэродроме все было готово к погрузке. Чтоб не терять ни минуты драгоценного времени, «юнкерс» даже поставили на восточном краю поля, ближе к подъездной дороге. Учитывая направление ветра, это было не самое разумное решение, но не владея немецким и не имея доступа в кабину самолета, Колесников никак не мог повлиять на решение немецких летчиков. Сергей то прикидывал, прищуривая глаза, длину «взлетки», то поднимал верх обслюненный палец, определяя силу и направление ветра…

— Что-то не так, Сергей? — обратив внимание на озабоченное выражение лица товарища, подошел к нему поближе Малышев.

— Да как сказать, командир… Для хорошего пилота проблем нет, а плохому танцору… Видишь, ветер какой? По первому разу да на чужой машине… Боюсь, с полным тоннажем мне не взлететь… Верхушки задену.

— И какой у него полный тоннаж?

— Если не ошибаюсь, то что-то в пределах трех тонн.

— Учтем… Но это потом. Сперва с фрицами разобраться надо. А ты, Сергей, держись подальше. Чтоб даже ненароком не задело… Очень тебя прошу. Ты теперь наш билет домой.

Малышев неспешно подошел ближе к суетившимся у «юнкерса» немцам. Постоял минутку, как бы оценивая результаты проделанной работы, а потом демонстративно взглянул на часы. Дождался, пока этот жест заметят, и не так чтоб приказывая, а будто давая дружеский совет, произнес:

— По моим сведениям, оберштурмбанфюрер будет здесь ровно через двенадцать минут. Не мешало бы к его прибытию привести себя в порядок… Оправиться. Как считаете, Рондельман?

Говорил он чуть небрежно, как бы в раздумье, но достаточно громко, чтоб его слова услышали и немецкие пилоты.

Напоминание о том, что не помешает «оправиться», было сказано именно для них. Унтер-офицер СС мог приказать рядовым все что угодно, а вот с летчиками, дабы заранее не вызывать излишнего подозрения, следовало поступать аккуратнее. Вот Малышев и понадеялся, что пилоты правильно отреагируют на привычную для каждого военного команду и вспомнят о том, что позже, после прибытия высокого начальства, им уже никто не предоставит времени для естественных нужд. И не ошибся. Как только полуотделение шарфюрера затрусило в сторону сторожки, оба пилота дружно полезли наружу. Спрыгнули на землю и, подначивая друг друга, двинулись к ближайшим зарослям…

Малышев облегченно вздохнул. Хорошо, что летчики с большим уважением относятся к своим машинам, нежели шоферы. А то пришлось бы убивать их прямо тут, под крылом самолета, на виду у остальных фрицев. Тогда как в лесу — а капитан очень на это рассчитывал — пилотов встретит старшина Телегин. И чтобы Кузьмич не сомневался в том, как поступать с фрицами, Малышев, стоя лицом к лесу, демонстративно провел ребром ладони по шее. Одиночный крик не спящего днем филина подтвердил, что старшина верно истолковал полученный приказ.

— Сергей, — распоряжался дальше капитан. — Занимай машину. Закройся изнутри и, если что-то все же пойдет вопреки плану — не геройствуй!.. Доберешься до наших, доложишь ситуацию… Без самолета фрицам груз быстро не эвакуировать. В общем, это уже будет их головная боль.

— Я понял, Андрей.

Колесников быстро взбежал по приставной лесенке в нутро транспортника и задраил за собой люк.

Припоминая, было ли у немецких пилотов какое-то оружие, Малышев побежал следом за солдатами. Теперь уже можно было и пошуметь: издали отчетливо слышался нарастающий шум двигателей.

Шарфюрер Отто Рондельман умер прямо в дверях. Услышав приближающиеся машины, он выглянул наружу как раз в тот момент, когда капитан Малышев подбежал к сторожке. Неизвестно, что именно немец сумел разглядеть в лице еще минуту тому распоряжавшегося всем унтер-офицера, но он мгновенно побледнел и потянулся рукой к заброшенному за спину автомату. Но опоздал…

Андрей ударил точно. Лезвие ножа с хрустом вспороло мундир и вошло в грудь фашистского солдата. Тот выпучил глаза, захрипел и… вышел наружу: выпустив рукоять ножа, Малышев ухватил шарфюрера за ремень и потащил его к себе. Потом аккуратно усадил у стенки…