Юлия Федотова - Последнее поколение

Что ж, последнее им удалось. Цергард Эйнер явился в камеру лично.

За то время, что они с Гвейраном не встречались, выглядеть лучше Верховный не стал: лицо его сделалось совсем прозрачным, под глазами легли чёрные круги. На нём была полевая камуфляжная куртка с капюшоном — не успел переодеться с дальней дороги. От куртки резко пахло фронтом: порох, гарь, бензин и болотная тина — эту смесь запахов ни с чем не спутаешь, она даже рыбу перебила. Люди стали морщиться.

— Мне доложили… — начал цергард с порога, встревожено глядя на Гвейрана, — это правда ?!! А вы не пытались что-то сделать?! Я сейчас пришлю людей…

— Нет, — поспешил заверить тот, — неправда. И людей не надо. Всё иначе, чем кажется. Ничего страшного. Они специально не едят. Голод чувствуют — но от пищи отказываются.

— То есть как?! — опешил цергард, и даже головой помотал, будто отгоняя наваждение. — Зачем?!

Гвейран уже почти подобрал слова, чтобы объяснить, но тут в их диалог вмешались.

— Зачем?! Это вы нас спрашиваете?! — в голосе наблюдателя Дыховного (стаж на планете восемь месяцев, включая арест) звучали истерические нотки. — Да потому что лучше оставаться голодным, черти возьми, чем кушать день за днём одну и ту же невкусную пищу ! — человек возмущённо орал, и Гвейран морщился от его слов: да что же за безобразие творится на Земле, почему людей допускают до полевых работ без должной лингвистической подготовки?! «Кушать пищу!» Уши вянут!

Цергард растерянно повернулся к Гвейрану, спросил громким шёпотом:

— Они… вы… едите только вкусное ?! Ой-й… — он смотрел на пришельцев так испуганно и беспомощно, будто ждал, что вот сейчас, сейчас они все попадают и поумирают в муках прямо у него на глазах, и он ничего не сможет поделать.

А Дыховный продолжал изливать на его голову праведный гнев:

— Разве можно человеку такое скармливать? Это же помылки ! (Гвейран зашипел от ярости) Вы сами попробуйте, попробуйте! — он схватил со стола глиняную посудину, полную жидкой оранжевой кашицы, сунул цергарду в нос…

И тот отпрянул. Отшатнулся, будто не хверсовую кашу ему предложили, и даже не «помылки», а полную миску живых пауков-сфидр, истекающих жёлтым ядом. Лицо его стало совершенно бескровным, зубы сжались так, что даже скрипнули, будто челюсти свело судорогой, взгляд странно остановился…

— Что-о?! — охнул Гвейран.

Потому что он слишком хорошо знал, как это бывает. Потому что сотни, а может быть, и тысячи раз видел такие лица и такие взгляды. Видел, как в ужасе шарахаются от миски с едой смертельно голодные люди.

Голодная анорексия — так это называлось. Странная особенность церангских организмов: когда истощение достигает определённого предела, что-то происходит у них в мозгу. Вместо нормального чувства голода появляется непреодолимое отвращение к пище. При этом человек совершенно не осознаёт, какая беда с ним случилась. Он просто забывает есть, и не замечает , что гибнет от дистрофии. У здорового, крепкого церангара такое состояние развивается в течение долгих месяцев жесткого белкового голодания. Болезни, и особенно большая потеря крови, ускоряют его многократно. Процесс обратим только на ранних стадиях…

То, что заставило цергарда Эйнера так перепугаться за жизнь пришельцев, на самом деле происходило с ним самим.

— А-а! Не нравится?! — радовался пришелец. — Нет, вы должны попробовать!

— Так! Ну-ка… — Гвейран отработанным движением схватил церангара за куртку, не давая опомниться, швырнул навзничь, на длинный жёсткий диван, навалился сверху, прижал. Крикнул Дыховному:

— Тарелку, быстро! БЫСТРО, Я СКАЗАЛ!!! — тот, как сомнамбула протянул, что требовалось, — Теперь на ноги ему сядь! Да скорее, чёрт! Держи! — в таких делах счёт шёл на мгновения. Если цергарду удастся вырваться — они его больше не увидят никогда .

— Да ладно, не надо… не хочет, пусть не ест… зачем?… — бормотал землянин панически. Другие столпились вокруг, и Гвейран боялся, что они захотят помешать. Но те, видно, были подготовлены лучше, до них всё-таки дошло, что происходит. Но как надо поступать, они не знали, толклись бессмысленно… «Интересно, видит ли нас охрана? — мелькнула мысль. — Лучше бы видели! Пришли бы, помогли…» Но никто не шёл. Скорее всего, Эйнер сам снял наблюдение, прежде чем войти — он всегда избегал лишних свидетелей. Как бы эта привычка не стоила ему жизни!

Существовал только один способ прерывания голодной анорексии — накормить насильно. Одна-единственная ложка, проглоченная вовремя, могла спасти жизнь человека. Но добрые Создатели, как же трудно заставить его этот глоток сделать! Какое отчаянное сопротивление нужно для этого преодолеть! Гвейрана всегда удивляло, откуда берётся столько силы в истощённом теле умирающего: минуту назад на ногах человек не держался — и вдруг словно бес в него вселяется: бьётся так, что троим здоровым санитарам не удержать.

Но теперь был другой случай — нетипичный. Тоже ничего хорошего. Цергард замер неподвижно, вытянувшись, запрокинув голову, судорожно стиснув зубы — без ножа не разожмёшь. Активное сопротивление обычно оказывается недолгим, пассивное может длиться часами. В этом случае самое верное средство — зажать нос, чтобы заставить открыть рот для вздоха. Срабатывает в том случае, когда все зубы на месте, и нет возможности дышать через их лунки.

К счастью, зубов у цергарда Эйнера имелся полный комплект. Какое-то время он задерживал дыхание, но потом не выдержал, и чуть приоткрыл рот. Дальше — дало техники. Регарду Гвейрану такую процедуру, в своё время, приходилось проделывать сотни раз. Вкатил-таки полную ложку хверсового варева, сразу зажал рот ладонью, чтоб не выплюнул, надавил на горло, вызывая глотательный рефлекс…

А дальше наступали мучительно долгие секунды ожидания: или-или. Если по прошествии их буйство продолжалось — значит, всё было напрасно, время упущено и больной обречён. Так происходило очень часто. Слишком часто. Но не в этот раз.

Гвейран не успел досчитать до контрольной сотни, как тело церангара, только что вытянутое, как струна, бессильно обмякло. Из груди вырвался болезненный вздох. И сердце Вацлава Стаднецкого зашлось такой неожиданной радостью, будто родной брат на его глазах оживал, а не чужая тварь с чужой планеты.

Несколько минут цергард Эйнер продолжал лежать неподвижно, только две слезинки выкатились из-под прикрытых век, каплями стекли за уши. Потом он медленно, очень нехотя открыл глаза. Встретился взглядом с пришельцем. У того было бледное лицо, перепуганное но счастливое. Цергард тихо всхлипнул.

— Ну всё, всё уже хорошо, мальчик, — сказал пришелец, ласково провел большой жёсткой ладонью по мокрой щеке. Помог приподнять голову, поднёс ложку ко рту — Давай-ка ещё глоточек… Вот так… — по привычке чуть не сказал «за папу, за маму», но вовремя сообразил, что ни папы ни мамы у мальчика давно уже нет.