Олег Синицын - Потерянная рота

Рота выстроилась в шеренгу. Зайнулов подвел Калинина к костру, чтобы в свете его солдаты могли разглядеть нового командира. Алексей заметил в голове строя старшину и командира первого взвода Ермолаева. Старшина не смотрел на лейтенанта.

— Смир-но! — не чеканя слово, а как-то обыденно скомандовал старшина. — Товарищ лейтенант, третья рота по приказу построена.

Алексей уловил во фразе заминку. Ему показалось, что старшина хотел сказать, «по вашему приказу», но выпустил неподходящее, по его мнению, слово. «Что ж, — подумал Алексей, — Действительно, не я отдавал приказ».

Вперед вышел Зайнулов.

— Я вас, ребятки, долго задерживать не буду. — Он кашлянул в варежку. — Но то, что я скажу — сказать надо сегодня, чтобы вы слухи не распускали. Приказом командования полка на должность командира роты назначен лейтенант Калинин Алексей Витальевич.

Он повернулся к Калинину.

— Вы должны что-то сказать им.

— Я не знаю — что.

— Расскажите, чего вы хотите достигнуть в роли командира и чего хотите добиться в организации роты.

— Я даже не думал об этом! Я до сих пор не отошел от назначения! яростно зашептал Алексей.

— Но о чем-то вы думали, когда вас направили сюда командиром взвода! Не могли же вы явиться сюда с пустой головой?

Алексею опять стало стыдно. Он не думал о том, как поведет себя в роли командира взвода, когда отправлялся на передовую.

— Что-то произнести вы должны, — настаивал Зайнулов. — Расскажите хотя бы о себе.

Немного подумав, Алексей кивнул. Ладонью политрук указал Калинину, куда нужно встать. Новоявленный командир роты вышел вперед.

Десятки лиц красноармейцев были устремлены на него. Усталые, суровые, прожженные порохом войны. Он был младше любого из этих бойцов, но, по стечению обстоятельств, он стал их командиром. Алексей смотрел на эти лица, ожидающие первых слов лейтенанта, и чувствовал, что не может произнести заготовленные фразы.

— Может, спать пойдем? — воскликнул кто-то из первого взвода, и по рядам прокатились смешки.

— Команды трепать языком не было! — басовито прикрикнул командир первого взвода. Ермолаев, вспомнил Алексей. Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в костре и далекими раскатами взрывов. Алексей был благодарен Ермолаеву.

— Меня зовут Алексей… то есть, Алексей Витальевич Калинин, нерешительно начал он. — После школы я поступил на исторический факультет Московского университета. У меня очень интересная специальность. История славянских народов. Если бы вы знали, насколько велико наследие славян! А как интересна дохристианская религия, которая впоследствии была предана анафеме. Все, что осталось от неё — это народные былины и сказки…

— Кххмм!.. — кашлянул в рукавицу Зайнулов, предостерегая лейтенанта. Калинин остановил речь.

— Сказочник! — иронично заметил кто-то из рядов. Солдаты было засмеялись, но улыбка замерла на их устах под пристальным взором политрука. Алексею показалось, что это сказал Приходько.

Внезапно он понял, что следует произнести.

— Нам приказано завтра на рассвете выступить в район деревни Потерянная, а оттуда совершить бросок к холму Черноскальный! Предстоит серьезный бой. Я думаю, вам следует хорошенько отдохнуть, чтобы с утра быть готовыми к походу.

— А мы всегда готовы! — крикнул кто-то из рядов. Теперь Алексей точно видел, что это Николай Приходько. — Мы же как пионэры!

Строй тихо развеселился.

— Товарищ лейтенант! — крикнул ещё кто-то. — А что это у вас на верхней губе? Так это же у вас молоко ещё не высохло!

Общение с красноармейцами начинало выходить из-под контроля. Обычно, окрика старшины Семена Владимировича было достаточно, чтобы прекратить это веселье. Но сейчас старшина молчал и в каком-то забытьи смотрел мимо нового командира.

— Старшина! — крикнул ему Зайнулов, подразумевая, что тот должен выполнить свою функцию. Но Семен перевел на него взгляд, словно только очнувшись, слегка кивнул головой, как бы самому себе, и рявкнул:

— Рота, вольно! Разойдись!

Ровные шеренги рассыпались мигом. Солдаты расходились, и в темноте было невозможно вернуть их обратно. Некоторые проходили мимо Калинина, похлопывали его по плечу, что-то говорили — иногда панибратское, иногда дерзкое. Алексей, поникнув, смотрел на языки пламени.

— Они устали сегодня, — оправдываясь за солдат, произнес Зайнулов. Бой выдался тяжелым. Многие их друзья погибли, поэтому они пытаются выместить горечь. Отсюда эти шуточки, хихоньки… У вас тоже выдался трудный день, Алексей. Идите спать.

Калинин кивнул, и вытер нос рукавом шинели. Зайнулов растворился в темноте, а Алексей думал о том, что ему не удастся стать командиром роты. Его представление бойцам прошло так плохо, что в дальнейшем это может повлиять на отношения молодого лейтенанта и роты.

Последний походящий мимо солдат похлопал его по плечу. Это был Николай Приходько.

— Что-то ты погрустнел, сказочник! — как всегда с улыбкой произнес он. — Я знаю, как тебя развеселить. Держи!

Алексей протянул ладони и получил в них горячий котелок. В ноздри ударил ароматный запах перловой каши.

— У меня даже нет пистолета, — отрешенно произнес Калинин. — У меня даже нет ложки.

— Держи! — сказал Приходько, протягивая свою. — Пистолет будет потом.

— Спасибо вам, — с благодарностью глядя на Приходько, произнес Алексей.

— Только, ради бога, не надо цветов и медалей! — ответил Николай, и скрылся в темноте, вслед за остальными. Алексей опустился на снег и, терзаемый обидными мыслями о своих командирских способностях, начал поглощать кашу. Мимо него, скрипя валенками по снегу, прокрался горбившийся неуклюжий красноармеец, у которого была настолько короткая шея, что она, казалось, попросту отсутствовала. В руке красноармейца покачивалась керосиновая лампа.

Этот танк был подмечен Фролом Смерклым ещё во время боя, когда выстрел из противотанкового ружья разорвал его траки. Танк стоял целехонький, только правая гусеница была распущена и утопала в снегу. Экипаж танка срезало очередью из пулемета при попытке выбраться из покалеченной машины. Больше никто к танку не приближался.

— Иван, — окликнул Смерклый командира взвода коренного сибиряка Ермолаева, как только старшина скомандовал «вольно!».

— Чего тебе?

— Слышь, сержант, одолжи лампу керосиновую. — Смерклый был родом из-под Вологды, где в маленькой деревеньке прошли сорок два года его нудной крестьянской жизни. Его однообразная и окающая речь частенько раздражала сослуживцев, а прижимистая натура сделала изгоем во взводе. Но Ермолаев держался со всеми ровно, стараясь никого не выделять, быть может, из-за своих представлений о том, каким должен быть командир, но, скорее всего, из-за миролюбивого характера.