Крис Вудинг - Ускользающая тень

После этого наблюдаю за хааду некоторое время. Что-то в нём меня определённо настораживает. Давний инстинкт, родившийся от постоянного общения с опасными людьми — от аристократов, губящих людей с помощью подписи на документах, до вооружённых до зубов поставщиков огненного когтя, которым терять нечего.

Нерейт голый по пояс. Мышцы хорошо развиты, жира не видно. Волос у него нет, как и у всех хааду, на голове метка — длинные красные полосы, повторяющие форму черепа. Такие же полосы, только шире, спускаются по спине. Это знак касты, но я в символике хааду не разбираюсь и определить по ним его статус не могу. Города хааду далеко от наших, добираться до них надо через лабиринты пещер, населённые умбра, леса из грибов и каменные равнины, где из-под земли сочатся ядовитые фосфорические газы. Поэтому в Эскаране из их народа мало кто бывал.

Но особенно привлекают внимание зубы — длинные, острые, словно звериные клыки. Хааду — раса сугубо плотоядная. Предпочитают охотиться и пожирать добычу на месте. Ещё едят умерших и убитых врагов, но это у них церемониальное.

Надзиратель совершает обходы каждую смену в одно и то же время. Единственное, что у нас тут происходит четко по расписанию. Надзиратель выходит из своих покоев, находящихся высоко под потолком, спускается вниз и ходит среди нас с ленивым и властным видом. Одет всегда опрятно. Для гурта он высокий, спину держит прямо, белые волосы зачёсаны назад от висков. В кузнице сохранить униформу в безупречном состоянии сложно, но надзиратель старается как может. Охранники обращаются к нему «надзиратель Арачи». Когда хочет, говорит на хорошем эскаранском, но до разговоров с заключёнными нисходит редко. Эти обходы — скорее формальность. Ни разу не видела, чтобы надзиратель что-то делал — только постукивает пальцем по агрегатам и бормочет что-то вроде «хороший металл, крепкий». Охранники в его присутствии ведут себя смирно, но за глаза смеются и выдумывают прозвища. Его важная походка их смешит.

Впрочем, сами охранники тоже не перетруждаются — всё больше стоят без дела и болтают. За нами следят не слишком пристально. За всеми, кроме кузнецов. Ведь здесь и оружие делают, а значит, надо следить, чтобы готовые клинки не попали в руки заключённым.

В этот раз надзиратель не один. С ним четверо охранников и мужчина в тяжёлых чёрных перчатках и покрытом копотью халате, нижнюю часть лица скрывает маска. Смутно припоминаю, что видела его, когда пребывала в сонном дурмане.

Останавливаются рядом со мной. Мужчина в маске указывает на одного из молодых людей около топки, того, что с уныло висящими тёмными волосами. Двое охранников скручивают его, остальные выхватывают клинки и оттесняют других заключённых в сторону. Молодой человек бледнеет и начинает кричать. Один из заключённых сжимает в руках лопату и рвётся ему на выручку, но товарищ преграждает ему путь. У него самого челюсти плотно сжаты от гнева, но он понимает: вмешаться — значит подписать себе смертный приговор. Поблизости ещё десять охранников, все с мечами.

Один из них бьёт сопротивляющегося заключённого рукояткой по голове и оглушает его. Несчастного утаскивают. Мужчина в халате окидывает нас взглядом и уходит.

Смотрю на хааду. Тот замечает моё недоумение.

— Это один из врачевателей гурта, — поясняет он. — Они забирают у заключённых органы.

В камере Чарн снова избивает Фейна. Все молчат. Чарн мужчина крупный, самый сильный из всех, такого врага наживать не следует.

Я лежу с закрытыми глазами, но, несмотря на изматывающую усталость, отключиться не могу. Фейн не идёт у меня из головы. Сначала слышу крики боли, потом приглушённое поскуливание — парень пытается сдержать плач, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Свернувшись на тёплом влажном камне, пытаюсь отделаться от своих мыслей, но безуспешно.

Неудачный вышел оборот. В первый раз пришлось заговорить, и как раз из-за этого парня. А хуже всего, что он обратился ко мне с просьбой. Попросил о помощи. Ну почему меня не оставят в покое? У меня ничего нет, и мне ничего не надо, потому что знаю — лучше вовсе не иметь, чем иметь и потерять.

А Фейн всё плачет. Он ведь уже не ребёнок, а почти мужчина. Неужели до сих пор сдерживаться не научился? Когда же он, наконец, замолчит?

И вдруг замечаю, что я тоже плачу. Чувствую на щеках прохладные солёные капли. Но не издаю ни звука — просто лежу, съёжившись в темноте камеры, и тихо лью слёзы.

Жду, пока успокоюсь, потом поднимаюсь и шагаю к Чарну. Один из его приятелей замечает меня и встаёт. Чарн и второй приятель — тоже. Остальные оживляются, их тёмные тени в углах зашевелились. Они в первый раз видят, что я предприняла какое-то активное действие. Моего имени тут никто не знает, поэтому кое-кто прозвал меня «тень». Так же называют и чёрных призраков, печально скользящих по кладбищам Банчу. В других обстоятельствах я бы посмеялась. В моём ремесле слово «тень» тоже в ходу, хоть и употребляется в другом смысле. Но теперь я уже не сливаюсь со стеной.

Друзья Чарна ниже его ростом, однако крепки и коренасты, а у одного, судя по всему, хорошая реакция. Все приготовились к стычке. Чарн скрещивает руки на груди и усмехается. Страха он не показывает, но на самом деле нервничает. Сразу видно. Свет факелов не падает на их лица, они погружены в полумрак.

Все готовятся к словесной перепалке. Драться не собираются. Чарн привык, что он самый сильный, поэтому ждёт, что я с постараюсь с ним договориться. Все эти их мужские штучки — авторитет, сила, лицо, которое надо сохранить… Но я не мужчина и в их игры не играю. Поэтому сразу начинаю действовать.

Первым делом нападаю на того, что с быстрой реакцией. Удар под нос, потом по ноге — вывих бедра обеспечен. Другой настолько ошеломлён, что даже шевельнуться не успевает. Бью его в лицо ребром ладони, потом — коленом в солнечное сплетение. Тот валится на землю, хватая ртом воздух. Ставлю ногу ему на спину и давлю. Раздаётся треск ребра.

Третий упал на колено, весь бледный от страха. Кажется, вот-вот завопит. На всякий случай бью его в челюсть. Похоже, сломала. Что ж, тем лучше донесу до них нужную мысль.

Чарн облизывает губы и отступает на шаг. Ударить меня боится. Если разозлюсь ещё больше, мало не покажется. С другой стороны, его единственный шанс — достать меня прежде, чем я достану его. Наконец Чарн набирается смелости и замахивается, но я ловлю его кулак в воздухе и ударяю в предплечье, прямо в нерв. Меня тоже так били, на тренировках в Академии. Боль ужасная. Подвижность восстановится нескоро. Чарн мужчина здоровенный, но визжит, как девица. Стыдно.

Зажимаю нос Чарна между пальцами и поворачиваю свое запястье. Слышу хруст хряща. Теперь Чарн орёт ещё громче, вырывается и падает на пол, прижав руки к лицу. Это ему за то, что он хотел со мной сделать, пока я была без сознания, говорю себе.