Крис Вудинг - Ускользающая тень

— Это вы скажите спасибо — себе. Иначе вас наказали бы гораздо более жестоко.

Вглядываюсь в его лицо. Гендак откидывается на спинку кресла, поглаживает усы.

— Вы не слишком хорошо общаетесь с другими заключёнными. Вернее, совсем не общаетесь. Можно узнать почему?

— А вам какое дело?

— Просто любопытно.

Молчу. Нет, такого ответа мне недостаточно.

— Не хотите отвечать?

— Сначала скажите, зачем спрашиваете.

Наступает долгая пауза. Обращаю внимание, что движения Гендака медленные, очень чёткие. Когда молчит, замирает вовсе. Но мысль работает напряжённо. Он соображает, рассчитывает.

— Я всю жизнь посвятил изучению вашего народа, — произносит Гендак. — Ваших людей. Эскаранцев.

— Узнай своего врага и победи его?

— Лучше — примирись с ним, — возражает Гендак.

— Ваш народ не хочет мира, — с горечью произношу я.

— Ваш тоже.

Против этого не возразишь. И клана Каракасса это особенно касается. Долгая война приносит им немалую прибыль, потому она и тянется уже целых семь лет.

Гендак устраивается в кресле поудобнее. Стараясь, чтобы он не заметил, проверяю, крепко ли я привязана, но увы — освободиться своими силами не получится. Жду продолжения.

— Противостояние между нашими народами имеет долгую историю, — начинает тот. — Никто из ныне живущих не помнит времён, когда мы не воевали или не конфликтовали. Дошло до того, что все считают такое положение вещей нормой. Но я с этой точкой зрения не согласен. Считаю, эскаранцы и гурта должны лучше узнать друг друга. Это поможет им жить в мире и согласии.

Не очень-то я ему верю.

— После всего, что было? Понять — одно дело, но от этой войны пострадало слишком много людей. И что же, по-вашему, они смогут забыть причинённое им зло?

— Надо же с чего-то начинать.

Говорит Гендак убедительно, однако я с ним не согласна. Никаких дружеских отношений между нашими народами быть не может, и лично я этому только рада. Перебить бы их всех до последнего за то, что они сделали. Вспоминаю, как людей забирали врачеватели, как меня избили и бросили в ту пещеру. Как убили моего мужа. Никогда их не прощу, ни за что. Но гнев мой немного остыл. Теперь я в состоянии его контролировать.

— Ваши Старейшины считают, будто законы Маала приказывают воевать с моим народом. Разве ваше стремление к миру не идёт с ними вразрез?

Гендак разводит руками:

— Мудрость Маала была поистине велика. Я же просто пытаюсь понять ваших людей. А для чего будут использовать мои знания, для войны или для примирения — над этим я не властен.

— А органы у нас вы тоже за этим забираете — чтобы лучше нас понять, да?

— Этим занимаются другие учёные мужи, преследующие иные задачи. Дело в том, что физиология эскаранцев и гурта во многом схожа. Кроме того, на ваших людях можно тестировать новые лекарства и яды, да и для начинающих врачевателей практика неплохая. Солдаты гурта редко берут пленных. Единственная причина, по которой вы до сих пор живы, — мы рассчитываем, что вы принесёте нам пользу. Когда же ваша полезность будет исчерпана, мы от вас избавимся.

Что ж, зато честно. И угроза ясна. Не будешь сотрудничать — пойдёшь под нож.

— Я вам ответил, теперь ваша очередь, — напоминает Гендак.

Отвечаю не сразу — думаю, что лучше сказать.

— Я не разговариваю с другими заключёнными, потому что никто из этих людей мне не близок. Говорить с ними не о чем. Они меня не волнуют.

— А за пределами тюрьмы есть что-то, что вас волнует?

Мой сын. Сын, которого я никогда не увижу. Который дерётся на этой проклятой войне где-то далеко отсюда, думаю я и отвечаю:

— По большому счёту нет.

Меня отправляют обратно в камеру. Лезу вниз по лестнице, а другие заключённые глаз с меня не сводят. Глаза Чарна на покрытом синяками и кровоподтёками лице пылают злобой. Повреждённая рука висит на перевязи. Кожей чувствую его ненависть, но знаю, что ничего предпринять Чарн не осмелится. Я всем дала понять, что со мной лучше не связываться.

Лестницу вытаскивают, и решётчатое окно наверху захлопывается. Иду в угол и молча сажусь. По пути бросаю взгляд на Фейна. Он смотрит на меня, как и все остальные. Кажется, в моё отсутствие его никто не бил.

Не знаю, почему для меня это важно. Просто хотела убедиться, и всё.

Город скрывается глубоко под землей, куда не проникает свет дня. Он занимает всю гигантскую пещеру, неровный каменный ландшафт усеивают огоньки бесчисленных фонарей и светящихся окон. Лампочки ползут вверх по стенам пещеры и свисают с потолка, тёмные сталактиты на котором играют роль люстр. Отблески металлических жил и призрачное свечение лишайника, похожего на далёкие созвездия, искрятся там, докуда пока не добрались огни большого города. На этой тёмной глубине эскаранские племена построили этот мерцающий, переливающийся город и назвали его Вейя — «подземный дом».

Я прекрасно знаю этот город, его площади и аллеи, мосты и памятники, бары, злачные места и тайные общества. Знаю, в каких шахтах разводят экзотических зверей для нелегальных боёв, где за большую плату на кожу могут нанести фальшивые знаки власти, где изготавливают некачественное зелье огненный коготь и продают его двеомингам из трущоб. Посещала и более изысканные заведения, где аристократы курят, пьют и заключают сделки. Видела скульптуры на кладбище Серых холмов, об истинном значении которых знает только создавший их древний народ. Видела и мать, ребёнок которой умер от голода прямо у неё на руках, а та была так пьяна, что даже не заметила.

Город принял меня в свои объятия. Здесь можно было делать что хочешь — раствориться в толпе или вести активную жизнь. Я бродила по Вейе, словно хищник по своей территории, и стремилась узнать её со всех сторон. Я не уставала исследовать город, иногда в роли пассивного наблюдателя, иногда — как активный участник. Тот, кто знает — властвует.

На берегу реки сияли огни и бурлили толпы, даже в то время, когда вся Вейя спала. Мужчины с цепкими взглядами и их элегантные спутницы сидели на верандах дорогих баров и потягивали напитки из изящных кубков. Куртизанки и альфонсы подсаживались за столики мужчин и женщин, ужинавших в одиночестве. Воздух наполнял запах готовящейся рыбы и благоухание ароматических масел в фонарях.

Я облокотилась на ограждение, отделявшее променад от круто спускавшейся вниз набережной. Поблизости стоял один из пяти Домов Света Вейи, от которого во все стороны расходилось бледное сияние. У кромки воды выстроились дома богачей. Одни были выполнены в форме волны, другие — полного семян стручка, третьи — спиральной колонны. Камень, дерево и керамика идеально сочетались друг с другом, несмотря на кажущуюся хаотичность. У вейских архитекторов фантазия богатая. Здесь произведения искусства можно встретить на каждом шагу.