Крис Вудинг - Ускользающая тень

— Джей. Он младший офицер в эскаранской армии.

Тут надо бы чувствовать гордость, но ощущаю лишь страх. Что ж, я уже привыкла.

— Можно спросить, какое есть твоё имя?

— Орна.

Фейн молчит. Я продолжаю. Начав, остановиться уже не могу. Я вообще-то от природы разговорчивая, и теперь дамбу наконец прорвало. Я хочу говорить.

— Ты Дитя Солнца, да? — напрямик уточняю я.

— Нас ещё зовут Далёкие. Мы на наш язык зовём себя Сура Сао.

При последних словах его странный горловой акцент становится особенно явным.

— А правда, что вы живёте на поверхности? И никогда не спускаетесь под землю?

Фейн смеётся:

— Неправда. Бывает, спускаемся. Да, мы живём на поверхность, под небо. Охотимся на звери, а звери — на нас. Едим растения Каллеспы, путешествуем иногда. Но у нас тоже есть дома, как ваши, мы живём в пещеры и строим города.

Фейн поднимает голову к потолку кузницы, который в дыму и не разглядишь.

— Гой-шью начинается, — грустно произносит он. — Скоро мои люди перейдут на другое место.

— Что начинается?

— Сезон ночей.

— А у нас он называется сезон спор, — рассказываю я. — Начинает дуть ветер, и грибы размножаются. В середине сезона спор становится так много, что кое-где их из моря вёдрами вылавливают.

— Понимаю, — говорит Фейн. — Можно тебя просить? Если буду плохо говорить ваш язык, исправляй. С тобой говорить полезнее, чем с мучителем.

— Ты, наверное, хотел сказать — с учителем, — усмехаюсь я. — Мучитель — это тот, кто кого-то мучает. Хотя, конечно, и такие учителя бывают.

Фейн улыбается:

— Видишь? Уже учусь. Хочу первый из наших поступить в университет в Бри Атке.

— В Бри Атке? В эскаранский университет?

— Конечно. Где ещё есть Бри Атка?

— Произведёшь фурор, — говорю я. Фейн не понимает. Говорю проще и медленнее: — Все очень удивятся.

— Понимаю.

— Кое-кто из наших вообще не верит, что ваш народ существует.

Фейна это смешит. Его смех заставляет остановиться проходящего мимо охранника. Тот рявкает на Фейна по-гуртски, чтобы тот не отвлекался от работы. Фейн с пристыженным видом берётся за дело, весёлости как не бывало. Но когда охранник отходит и скрывается в темноте кузницы, Фейн поднимает голову и хитро улыбается мне. Невольно улыбаюсь в ответ. Уж и не припомню, когда в последний раз это делала.

— У нас рассказывают историю про ваших людей, — начинает Фейн. — Давным-давно все люди жили наверху. Гурта, эскаранцы, Дети Солнца, банчу, хааду. Все были одна раса, с'тани. У вас это слово значит «старики», но это не очень правильно. С'тани были большой урод…

— Народ, — механически поправляю я. И тут же качаю головой, удивляясь самой себе. — Извини. Всё, молчу.

— Я хочу, чтобы ты исправляла.

— Так ты никогда свою историю не расскажешь. Будем застревать на каждой ошибке. Давай я тебя потом учить буду. А сейчас просто говори.

Мальчик так удивился, что даже замер, и я сбилась с ритма.

— Будешь меня учить? — переспрашивает он.

И только тогда осознаю, что предложила давать ему уроки. Причём абсолютно искренне и добровольно.

Всё больше становлюсь похожа на себя прежнюю. Как будто изнутри отторгается некое инородное тело, душевная заноза. Несмотря на боль, тело моё кажется более лёгким и подвижным, чем раньше. Чувства обострились. Больше не кажусь себе отстранённым наблюдателем, следящим со стороны за всем, что творится вокруг.

Кажется, что прекращать горевать — предательство. Но на самом деле я всё ещё горюю. Стоит только подумать о Ринне, и грудь сжимается так, что начинаю задыхаться. Но теперь горе не разрушает меня изнутри. Внутри начинает возникать что-то новое. Я это чувствую, но как назвать, пока не знаю.

А ещё у меня есть Джей. Он сейчас где-то на фронте. А дома в ящике спрятано письмо для него. Письмо, о котором никто, кроме меня, не знает.

— Ты нормально? — беспокоится Фейн. Я уже долго молчу.

— Нормально, — отзываюсь я. — Значит, договорились? Буду тебя учить.

— А я тебя научу про с'тани, но потом, — говорит Фейн. Он понял, что сейчас голова у меня занята другим и слушать внимательно я всё равно не смогу. Поразительная чуткость у этого паренька.

Некоторое время работаем молча, и я в первый раз по-настоящему задумываюсь — какая всё-таки цель у нашей работы? Не может быть, чтобы никакой, как мне раньше казалось. Может быть, поднимая и опуская решётки, мы дробим твёрдые части отходов? Или просто взбалтываем их, чтобы не свернулись? Я не учёный, во всех этих тонкостях не разбираюсь. Но вдруг мне становится очень любопытно. Как-то неохота делать то, смысла чего не понимаешь. Это раньше мне было всё равно, а теперь ситуация поменялась.

На следующий оборот Гендак вызывает меня снова. На этот раз обходится без вступления с битьём и одиночным заключением. Очень любезно с его стороны. Вооружённые ножами охранники ведут меня в его кабинет. Там меня снова пристёгивают к креслу. Убедившись, что я привязана надёжно, охранники уходят. Но Гендак всё равно старается ко мне не приближаться. Сидит на расстоянии. Не хочет рисковать.

— Почему вы только со мной разговариваете? — спрашиваю я.

— Вы необычный человек. Женщина из Кадрового состава. У вас женщины редко участвуют в битвах.

— Кадровый состав — это особый случай. Нам дают разные поручения, иногда и на фронт отправляют.

— И много у вас женщин?

— Несколько, — отвечаю я. В этот раз у меня нет ни малейшего желания подстраиваться под Гендака. Он явно усыпляет мою бдительность, задавая вопросы, ответ на которые мог бы узнать и сам. Гендак хочет, чтобы я утратила бдительность, начала доверять ему. Скоро заведёт разговор на более серьёзные темы. Решаю взять инициативу в свои руки.

— Я тут единственная женщина. Почему?

— Мы не берём в плен взрослых женщин. Если во время набегов берём в плен девочек, они становятся рабынями. Вырастают в наших домах и становятся служанками. У нас таких слуг много.

Интересно. Я ни одной не видела. Должно быть, в тюрьме они не работают.

— А взрослых женщин, значит, не похищаете?

— Нет, только убиваем. Женщин в тюрьме содержать слишком сложно. Из-за них среди мужчин возникают беспорядки.

— А почему для меня сделали исключение?

— Я уже сказал — вы необычная. Солдаты растерялись. Не знали, как с вами поступить. Вот и привезли вас сюда. — Гендак задумчиво хрустит костяшками пальцев. — Вы до сих пор живы только благодаря мне. Многие предпочли бы от вас избавиться. Вы уже доставили нам немало проблем.

— Так отселите меня в отдельную камеру, — предлагаю я. А что, это мысль. Чем меньше охраны, тем легче сбежать.

— К сожалению, не получится. На такое моего влияния не хватит.

Снова умолкаем. Смотрю на Гендака. Жду, что он скажет.