Владимир Перемолотов - Урал атакует

За забором Костя еще огрел Малька по ушам, чтобы слегка оглушить, взвалил на плечи и потащил сквозь заросли ивы к первому пустующему двору. Жертва оказалась на удивление легкой — кожа да кости. «Видать, на самом деле туго у вас здесь со жратвой. Впрочем, оно и понятно», — пробормотал про себя Костя.

В уже знакомом сарае Муконин бросил молокососа на пол, прислонил к стене. Паренек совсем сдулся. Веки были прикрыты. Костя нанес несколько пощечин. Серые глаза открылись, и в них опять появился страх.

— Не боись, не убью, — тихо сказал Костя.

— Ты кто, мужик, ты кто? Ты чего хочешь? — Малек заерзал, голос его задрожал.

— Сиди спокойно, парень, не дергайся. Ответишь на мои вопросы, и я оставлю тебя в живых. — Костя помаячил пистолетом под носом у Малька.

— Бля, какие еще вопросы? Я ниче не знаю, я тут не при делах!

Костя легонько стукнул его в темечко пистолетом, толстый шлем слегка амортизировал. Малек заглох, на щеке проступила слеза.

— Я говорю, отвечай, и все, понял?

Парень послушно кивнул, моргнув.

— Сколько вас, тварей, обитает в деревне?

— Девять человек.

— А где еще трое?

— Васек и Гремлин в доме дрыхнут, с глубокого бодуна. А Черемка на посту сидит.

— У, блин, дебилы, у вас еще и пост имеется! Где он?

— Первый дом на улице. С другого конца.

— Так, понятно. Кто вы такие, мать вашу, кто вообще все вы?

— Да кто попало. — Малек пожал плечами. От испуга он выкладывал все как на духу, и это Косте очень нравилось. — В основном с города, ну и так, до кучи. Горец, он бывший зэк, раньше на зоне сидел, а потом все с зоны разбежались, ментов перебили и разлетелись. Он у нас из старожилов. Паха и Ганс из военной части, которую расформировали. А Нарик и Гриня недавно к нам прибились. Были и еще люди, но они ушли.

— Так, ясно. Где раненый длинноволосый мужчина?

— А, так ты его ищешь? Он в доме лежит, на полу, связанный.

— Кто его доставил в поселок?

— Нарик и Гриня. Черемка по рации передал, что тачка проехала. Тогда Нарик и Гриня снарядились и за ней погнали.

Еще Костя расспросил, кто такие Нарик и Гриня? Выяснилось, что Нарик — это парень, сидевший у костра рядом с Мальком, по левую руку Горца, а Гриня — тот самый писклявый тип, сидевший спиной к сараю, в накинутом на плечи бушлате.

Все необходимое Костя выведал. Медлить было больше нельзя. Он связал Мальку руки и ноги подручным тряпьем и наказал сидеть тихо и не рыпаться. После чего Костя вышел из хозблока и закрыл дверь снаружи на засов.

Уже проторенным путем Муконин двинулся обратно.

За оградой облюбованного шайкой двора кто‑то копошился. Костя остановился и притаился. Бесшумно достал шоферский ножичек. Подкрался поближе, стараясь не шуршать ветками, что было очень трудно сделать. Тягучая ива предательски становилась на пути.

Но абориген пребывал во хмелю и шороха не заметил. Он только что опустошил мочевой пузырь, застегнул ширинку и заорал сиповатым заторможенным голосом:

— Малек, еб…на в рот, ты куда делся, придурок?!

Это был один из бывших срочников, то ли Ганс, то ли Паха, — Костя определил по распахнутой телогрейке цвета хаки со следами от погон.

Между раздвинутыми бортами куртки показались разодранная серая футболка и частичка волосатой груди.

Костя смело шагнул вперед. Между ними осталось метра полтора. Ганс–Паха услышал, наконец, телодвижения Кости и повернул голову. Поглупевшие от сивухи, детские глаза выразили нечто вроде удивления, густые белесые брови превратились в крючки вопросительных знаков. Из ноздрей Ганса–Пахи, как у коровы, вылетел пар. Карие глаза медленно перевели взгляд на руку Кости с выставленным ножичком, но было уже поздно.

Костя ступил вперед, вплотную к подонку, и что есть мочи вонзил нож под сердце, сквозь серую футболку. Ганс–Паха издал нечеловеческий хрип, кровь брызнула на косой штакетник забора. Костя, не заглядывая ему в глаза, отступил. Парень припал на колени и клюнул носом, завалился, примяв маленький тугой куст.

— Сам придурок, — бросил Костя, сглотнув тошнотворную волну. Последний и первый раз он зарезал человека в схватке с мародерами накануне образования УНР.

«Теперь их только семеро. Причем двое спят, а один не близко. Остается: раз, два, три и главарь — всего четыре реальных угрозы. Вдвое меньше основного состава. Уже лучше», — посчитал Костя в уме.

Пробравшись в дырку в заборе, он прислонился к поленнице и прислушался.

— Что‑то и Ганс не возвращается, а, Горец? Может, я пойду погляжу? — говорил низкий голос, наверняка принадлежащий Пахе (теперь стало понятно кто есть кто).

Костя подглядел.

Около увядающего костра сидели только трое: Горец почти в прежней позе, Паха в армейской куртке цвета хаки и Гриня с накинутым на плечи бушлатом. А Нарик куда‑то запропастился.

— Да подожди ты, — вожак отозвался на слова Пахи, как будто отмахнулся от назойливой мухи. — Тут что‑то неладно. Берите ружья, сходите вместе.

Паха дернулся с места и довольно бодро подошел к крыльцу. Откуда‑то он вытащил там автомат, предположительно АК-74. В это время Гриня тоже поднялся и, покачиваясь, зашел в дом. Горец остался сидеть на месте.

Костя понял, что нельзя терять ни минуты. Лучше застать их врасплох, пока еще есть возможность. Он сорвал с пояса одну бутылку с коктейлем Молотова и подпалил фитиль.

— Ну что, Горец, говоришь, зябко тебе, погреться хотел? Сейчас я устрою вам тут гибель Помпеи.

Костя совсем выглянул из‑за постройки и, наметившись, бросил самодельную стеклянную гранату.

Расчет был прост и очевиден — оставить рыбу без головы и тем самым внести разброд и панику в стройные ряды бандитов. II первый пункт сработал. Емкость с убойной жидкостью раскололась прямо у ботинок Горца, тот вспыхнул, точно лист бумаги: сначала загорелись штанины, через пару секунд — дубленка с мутоновым воротом. Главарь соскочил с неожиданной прыткостью, взвился, издавая животный вопль. Этот жуткий крик эхом разнесся по всей деревне, всколыхнув ее вечную зловещую тишину. Объятый пламенем, Горец упал на землю и покатился огромной шаровой молнией к боковому забору двора. Нечленораздельный крик, сотрясающий окрестности, не прекращался.

Паха поначалу опешил, Костя ясно видел, как армеец пьяными, ничего не понимающими глазами пялился на происходящее. Но вот Паха пришел в себя, вскинул автомат и начал палить короткими очередями. Костя отпрыгнул обратно за сарай и вжался в поленницу.

Пули свистели рядом, сбоку. Муконин отвязал вторую бутылку и поджег фитиль. Дождавшись перерыва в стрельбе, Костя высунулся и бросил коктейль в отморозка. Но хорошо прицелиться за пару секунд не удалось, Паха расплылся в глазах. Зажигательная бутылка упала в шаге от него, и высокие языки пламени лишь лизнули ему ботинки. В следующее мгновение тот, громко выругавшись, отпрыгнул в сторону, но, будучи под серьезным хмелем, поскользнулся и упал. У Кости сразу отлегло — автомат бандита вылетел из рук. Горец тем временем уже замолчал и превратился в большой пылающий комок. Муконин воспользовался удачным моментом, выхватил пистолет и в три скачка очутился во дворе. И прежде, чем Паха, лежа, дотянулся до своего «калаша», Костя отправил одну меткую пулю. Бывший срочник схватился за живот и задергался, точно эпилептик, в конвульсиях. Из‑под него быстро, как моча описавшегося ребеночка, натекла лужица крови.