Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 6

– Если бы ты как следует проанализировал самого себя, ты наверняка заметил бы Карино-сан. И понял бы, что она и есть «владелец». Но ты этого не сделал.

Дайя молча смотрит на меня.

– Ты старательно вычеркивал ее из своей памяти.

Карино-сан молча отходит на несколько шагов. Хоть она и приготовила «шкатулку» для Дайи, ей сейчас нечего ему сказать.

– Ее «желание» было – чтобы ты принадлежал ей одной. Но «шкатулки» воплощают в жизнь и отрицательные чувства, которые прячутся под «желаниями»: хоть ты и очень дорог ей, одновременно она ненавидит тебя за то, что ты не дал ее душе мира. А главное – она понимает, что не может заставить тебя принадлежать только ей.

Вот почему «Кинотеатр гибели желаний» терзал Дайю воспоминаниями прошлого и пытался отобрать у него его заветное «желание»… и это длилось целый день.

– Не я, не Коконе. Только Карино-сан могла создать такую искаженную «шкатулку». Ты бы понял это, если бы как следует подумал о самом себе, – но посмотри, что получилось в результате.

Дайя убедил себя, что Коконе – «владелец», и остановился на этом.

Потому что, лишь ослепив себя, он мог идти навстречу своему «желанию».

– Поскольку я знал, кто на самом деле «владелец», я понял, что все твои громкие слова о твоей вере и решимости – полная фигня; они казались осмысленными только потому, что ты перестал понимать самого себя. Знаешь, ты так бросаешься навстречу собственной гибели – мне всегда казалось…

Мой голос вдруг начинает дрожать.

Чувства, до сих пор наглухо запечатанные внутри меня, теперь, когда я смотрю на Дайю, начинают выплескиваться.

Я гляжу на измазанную в крови Коконе.

Что я наделал?

Ранив Коконе и обманув Харуаки, я не вернусь уже к своей повседневной жизни. Эти шрамы никогда не пройдут. Моя дружба с Харуаки осталась в прошлом.

Во что я превратился?

Но у меня не было выбора – после того как я заполучил «Пустую шкатулку».

– Мне всегда казалось…

Я не могу сдержать слез.

– Что ты молишь о помощи.

В итоге у меня не осталось выбора – мне пришлось загнать в безвыходное положение друга, который молил о помощи.

– Хватит, – шепчет Дайя, глядя в пол. – Плевать.

Произнеся эти слова, он шатаясь идет к Коконе.

– К о к о н е, – говорит он, глядя на нее сверху вниз; она дышит часто и прерывисто.

Дайя притрагивается к одной из серег в правом ухе – к самой первой, которую он вставил.

И вырывает ее.

Кровь начинает капать с уха, но он словно не ощущает боли. С ласковым выражением лица он берет Коконе за руку.

– Коконе, – повторяет он. – Я* люблю тебя.

Его лицо сейчас похоже на то, какое я видел только на экране.

◊◊◊ Кадзуки Хосино – 24 сентября, четверг, 12.25 ◊◊◊

Проходит еще один день, в течение которого я ни с кем в школе не разговаривал.

Сейчас большая перемена. Я потягиваюсь и гляжу в окно. Погода отличная, в класс заглядывает мягкое солнышко, а вот на завтра обещают дождь и ветер.

Внезапно правую кисть пронизывает боль. Рана уже затянулась, но время от времени дает о себе знать.

На кисти остается глубокий, прямой шрам.

Всякий раз, когда я гляжу на него, я думаю:

…Я сделал то, что никогда не исчезнет.

Оглядываю полупустой класс и вздыхаю.

Коконе по-прежнему в больнице. Ее жизни ничего не угрожает, но рану, которую я ей нанес, никак нельзя назвать поверхностной. На животе останется шрам, добавившись к многочисленным отметинам на спине.

Моги-сан тоже еще в больнице. Внешне она не изменилась, но ее отношение ко мне стало более отстраненным.

Юри-сан часто прогуливает школу, видимо, не переварив еще в полной мере события «Кинотеатра». Вот и сегодня ее нет. Когда мы с ней беседуем, она пытается казаться веселой, но мне до боли очевидно, что это лишь маска.

Ироха-сан меня избегает. Юри-сан сказала, чтобы я об этом не беспокоился и что все устаканится, но, думаю, это ложь в утешение.

Харуаки с того дня вообще ни разу со мной не заговорил.

Я выхожу из класса.

Мне вдруг совершено расхотелось оставаться на вторую половину занятий. Если и дальше буду сидеть в этом полупустом классе, только головную боль себе заполучу.

Идя к шкафчикам для обуви, краем уха слышу в разговоре двух проходящих мимо девчонок выражение «люди-собаки».

«Люди-собаки».

В итоге никакого серьезного влияния ни на что они не оказали. Когда все жертвы пришли в себя, загадка потеряла интерес, и СМИ скоро перестали о ней говорить. Ток-шоу, которые постоянно грызли эту тему, тоже переключились на новый скандал: какие-то там внебрачные похождения с участием звезды из популярной группы и ее продюсера.

С учетом масштаба происшествия вряд ли про «людей-собак» забудут совсем скоро, но о них перестают говорить; это уже не тема дня.

Судя по тому, что сейчас происходит, вряд ли люди как-то серьезно задумались над своими нравственными ценностями. В Интернете это дело тоже мало обсуждают. Сейчас обитателей сети больше волнует история какого-то автора аниме, который оскорбил фаната. Информация об этом разлетелась мгновенно; сразу столько дерьма оказалось на вентиляторе. Кого-то там даже арестовали за угрозу убийства. Не могу отрицать: меня малость раздражает, что то, чего пытался достичь Дайя, оказалось на одном уровне с такой тривиальщиной.

Ну, впрочем, не думаю, что усилия Дайи были совсем уж тщетными. Уверен, некоторые из людей задумались над проблемами, которые он вынес на первый план. Но чтобы сохранить интерес масс, конечно, ему надо было бы продолжать. Все темы имеют срок давности, если можно так выразиться.

Я открываю свой шкафчик и переобуваюсь в кожаные туфли. Никто меня не ругает за то, что я ухожу из школы раньше времени.

Мой взгляд падает на учеников, играющих в бейсбол и баскетбол на школьной спортплощадке.

В школе тоже почти ничего не изменилось, хоть здесь и было столько [рабов]. Они все забыли о «шкатулке», хотя некоторые, возможно, испытали какое-то серьезное последействие. Но этого недостаточно, чтобы по-настоящему повлиять на школьные будни.

– …

Почему, интересно?

Мне немного неуютно. Да, я остановил Дайю; да, я все время к этому стремился; и все равно мне чуток грустно, что совсем ничего не поменялось.

В смысле, если подумать о том, что вышло, – чего вообще любой из нас способен добиться?

Если Дайя, готовый принести в жертву самого себя, так и не смог ничего изменить, сколько смысла в существовании нас всех? Почему повседневная жизнь школы идет своим чередом, несмотря на то, что одна школьница серьезно ранена, другой ученик покинул школу, а третья исчезла без следа?