Андрей Завадский - День победы

- Волей Его Величества и во славу Всевышнего Господа нашего, да свершится правосудие над предателями и изменниками, - раскатился над толпой зычный голос. - Нечестивцы, посмевшие умышлять против государя, признаны виновными, и наказание им - смерть!

Последние слова эхом разнеслись по толпе. Тысячи зрителей, жаждавших крови, в едином порыве устремились к эшафоту, со всех сторон напирая на Исмаила бин-Зубейда. Поглазеть на казнь пришли многие - но самого короля не было. Неверное, наблюдает за всем из дворца, решил генерал. Не было, к их собственному счастью, и американцев - неверные тоже попрятались по своим норам, хотя, наверняка, радовались сейчас.

- Взывайте к Господу, - обратился к приговоренным "распорядитель" казни. - Помолитесь в последний раз, прежде, чем предстанете перед Ним!

Все трое разом опустились на колени, коснувшись лбами деревянного настила. Исмаил бин-Зубейд даже видел, как беззвучно шевелятся их губы. Отрешенные лица, остекленевшие глаза, в которых не было ни раскаяния, ни сожаления - только страх перед небытием, на пороге которого стояли они, зная, что назад пути нет. Наверное, на этот раз, впервые, быть может, за свою жизнь, все трое молились искренне, зная, что с них вскоре будет спрошено за любую ложь.

Генерал Исмаил бин-Зубейд старался запомнить все, каждый жест, каждую деталь, потому что хотел знать, за что будет мстить. Он вдруг поймал себя на том, что вместе с приговоренными шепчет слова молитвы. Те, кто стоял рядом с генералом, тоже заметили это, отступая, отшатываясь от человека, что-то беззвучно говорившего, устало опустив веки.

- Довольно! - Резкий злой крик вырвал бин-Зубейда из забытья. - Пора приступать!

Палач, безучастно стоявший на краю эшафота, сделал шаг, приближаясь к тяжелой колоде, к которой два гвардейца уже подтолкнули первого из приговоренных - Хафиза Аль Джебри. Солнечные лучи разбились мириадом брызг о сталь широкого, плавно изгибавшегося и чуть расширявшегося к острию клинка, специально утяжеленного - чтобы одним ударом отсечь голову преступника, не доставляя ему излишних мучений.

Принц Аль-Джебри не пытался сопротивляться, следуя туда, куда тащили его дюжие бородачи-гвардейцы. Вот его пригнули к колоде, палач встал сбоку, обеими руками вздымая над головой свой жуткий скимитар. Замах, удар, воздух стонет, рассекаемый оточенным не хуже бритвы лезвием - и клинок с глухим стуком вонзается в отполированное дерево, а голова, от которой отлетают брызги крови, катится по помосту.

Толпа замерла - все собрались здесь в ожидании зрелища, но увидев то, чего хотели, почувствовали страх и омерзение, уже почти безмолвно, без движения наблюдая за тем, что происходит далее. А гвардейцы между тем подняли с колен Самира Аль-Зейдина, ухватив его за локти и потащив к колоде, уже впитывавшей в себя первую пролитую сегодня кровь.

- Нет!!! - пронзительный вопль заставил вздрогнуть тысячи зевак. - Нет!!! Прости!!! Пощады!!!

Вырвавшись из рук гвардейцев, бывший глава королевской разведки на коленях пополз по эшафоту, простирая руки ко дворцу государя, каменной громаде, возвышавшейся над площадью. Он кричал что-то неразборчивое, рыдая и вырываясь из рук стражников. Но те, легко поборов сопротивление, схватили приговоренного, швырнув его на все ту же колоду. Аль-Зейдин еще что-то кричал, захлебываясь слезами, когда вновь свистнул, опускаясь, скимитар палача - и крик оборвался невнятным воплем, а потом вновь наступила тишина.

Генерал Ахмед Аль-Шаури не дожидался, когда гвардейцы толкнут его к палачу - он сам сделал первый шаг, пройдя весь путь, всего несколько шагов, последних шагов в его жизни, без посторонней помощи. Он шел навстречу неизбежному, как когда-то шагнул под огонь врага, вынося своего раненого бойца, хотя знал, что сам может лечь рядом с ним. Исмаил бин-Зубейд замер, широко открыв глаза - он должен был видеть все.

Аль-Шаури сам, отстранив не посмевших касаться его гвардейцев, опустился на колени, положив голову на колоду, небритой щекой коснувшись пропитавшегося кровью дерева. Палач снова, в третий раз, занес над головой ослепительно сверкнувший в солнечных лучах скимитар. Он был настоящим мастером, этот человек, с одного удара отсекавший голову, срезавший ее своим страшным мечом, словно бритвой. И сейчас он тоже сделал все, как надо.

Клинок, дойдя до верхней точки, резко пошел вниз, прочертив сияющую дугу, и со стуков вонзившись в дерево. Отрубленная голова покатилась по помосту, а тело мешком сползло под ноги палачу. Безупречно!

Исмаил бин-Зубейд не видел, как уносили тела, как расходилась напряженно гудевшая толпа - никто не осмеливался почему-то говорить в полный голос. Командир Первой бригады специального назначения не стал задерживаться на площади дольше, чем было нужно - его уже ждали.

Они собрались на окраине Эр-Рияда, на чьей-то квартире, в тихом спокойном районе. Когда появился генерал, все остальные уже были на месте. Десяток офицеров из его бригады, те, с кем Исмаил бин-Зубейд нес службу плечо к плечу много лет, кого знал, как самого себя - и кому мог доверять больше, чем себе.

- Король расплатился с неверными кровью своих самых преданных слуг, - произнес генерал, обведя взглядом своих братьев, товарищей по оружию, тех, кого он выбрал из многих сотен, в ком был уверен. - Те, кто хотел блага для нашей страны, закончились свой путь на плахе. Ахмед Аль-Шаури искренне верил, что спасает королевство от войны с Америкой, и именно для того, чтобы сохранить мир, он, обманутый хитрыми интриганами, повернул оружие против того, кому присягал на верность. Его обманом заставили совершить предательство, а потом назвали преступником, опозорив его имя на всю страну. И это лишь начало. Неверные, сами и создавшие заговор, явились вовремя, как будто бы спасая нашего короля - еще бы, они точно знали, что и когда должно произойти, и ждали в полной готовности! И теперь они хотят хозяйничать на нашей земле, а король Абдалла им верно служит, возвращая долг, оплачивая его кровью своих братьев! Этого не должно быть!

Слова рвались из груди, а в ней клокотала ярость. Перед глазами генерала еще стояла жуткая картина - оседающее на выщербленные доски эшафота обезглавленное тело того, кому он до сих пор остался должен самое ценное, свою жизнь. Никто не смел прерывать бин-Зубейда, слушавшие его, кажется, даже старались не дышать.

- Я собрал вас, тех, кому верю, как себе, на кого могу полагаться в любом деле даже больше, чем на себя, чтобы сказать - я желаю отомстить королю, который так легко отправляет на смерть своих слуг, предаваясь неверным, явившимся из-за океана. и с вами, или без вас, но я сделаю это!

- Мы с тобой, господин, - произнесли разом несколько офицеров. - Ты верил нам прежде, можешь верить и сейчас!