Степан Кулик - Операция «Рокировка»

— Трех фрицев сбили, остальные ушли. Как услышали, что «Маэстро» в воздухе. Так и драпанули…

— Вижу аэродром. Разрешите посадку?

— Посадку разрешаю…

Корнеев тоже увидел ровную, как пара футбольных полей, площадку. Посреди нее более темную, чем остальная площадь, полосу. Готовые к бою зенитные орудия. Десяток легковых и грузовых машин чуть в сторонке. Даже несколько танков…

— А вот теперь, командир, держись крепче и молись, если веруешь, — Колесников расстегнул пару верхних пуговиц. — Хоть богу, хоть товарищу Сталину…

— Ты чего, Серега? — удивился Корнеев. — Долетели же?

— Чтобы поднять машину в воздух и не дать ей сразу грохнуться, много ума не требуется. А вот вернуть ее целой и невредимой обратно на землю — уже наука. У каждого самолета свой норов… Я же, на этой «телеге», в первый раз за штурвалом сижу. Все придется по наитию делать. Капотировать я ей не позволю, но на пузо плюхнуться, можем. Поэтому и говорю: держись крепче…

— Ничего, Серега, — Корнеев ободряюще подмигнул. — Так или иначе, но задание выполнено… и мы дома.

Команду «Группа, бегом марш!» капитан Малышев отдал, как только «юнкерс» взмыл над лесом. Негромко, чтоб не услышали плененные фрицы.

Первым в лес нырнули старшина Телегин и старший лейтенант Гусев. Потом — Петров с Лейлой и Хохлов с Гордеевой. За Олей — Олег Пивоваренко добровольно вызвавшийся тащить рацию. Замыкал цепочку бойцов Степаныч. Приглядывая, чтобы новички не оставляли чересчур явных следов.

В непосредственной близости к лесной сторожке в слишком тщательно маскировке не имелось надобности. И без того здесь уже изрядно натоптано, да и группа себя обнаружила, так что исчезновение следов наоборот могло бы излишне насторожить командира егерей. А вот когда «призраки» отойдут на пару километров, замыкать группу будет Кузьмич. После него след сможет обнаружить только такой же таежный охотник. Вернее — еще более опытный.

Вряд ли их будут искать, но не в правилах капитана Малышева рисковать понапрасну? Бесшабашность — преступная глупость, а не мужество или не храбрость.

Исходя из последней задачи, комбинация Корнеевым задумалась не хитрая, зато имеющая все шансы на успех.

Во-первых, — в эфир рация «Призрака» вышла перед взлетом транспортника. Во-вторых, — очень удачно получилось, что никто из оставленных живыми фрицев группу в полном составе не видел. Поэтому, по отрывочным свидетельствам и из опыта немцы могут предположить, что русские диверсанты работали обычным составом — пять-шесть бойцов. В-третьих, — те, кто мог бы сопоставить грузоподъемность Ю-52 с суммой массы секретного груза и веса людей, хоть и по другим причинам, но тоже командиру егерей ничего не скажут.

То есть, напрашивается единственный подходящий ответ: русские диверсанты, случайно или намеренно, захватили самолет и убрались на нем домой. Проводить дальнейшие поиски бессмысленно. Надо докладывать в штаб и готовиться к взысканию. И пока есть время, обставить все так, что бы кругом и во всем виноватым оказался пропавший без вести оберштурмбанфюрер Штейнглиц. А еще лучше, найти хоть какие-то факты или свидетельства, указывающие, что подполковник, якобы захваченный русскими, на самом деле не жертва, а матерый враг. Предатель или шпион.

После такого рапорта, с копией для четвертого управления, у вышестоящего начальства появиться столько забот, что обо всех остальных участниках операции, в ранге ниже майора никто и не вспомнит.

Впрочем, эти проблемы фашистов уже не касались «Призрака», если только в том смысле, что какое-то время диверсантов искать не будут. А уж Андрей постарается как можно дольше продержать фрицев в неведении, что его группа никуда не ушла и продолжает углубляться в немецкий тыл.

Успели отойти километра полтора, когда разведчиков догнал звук взрыва, пробившийся сквозь густую листву. Следом громыхнуло еще раз, гораздо мощнее. Явно, возле сторожки.

— Не понял? — Малышев переглянулся с ефрейтором Семеняком. — Группа! Стой!

Но те уже и сами остановились.

— Кто-нибудь мне…

— Извини, командир… — шагнул вперед капитан Петров. — Забыл доложить. Сперва хотел сказать Корнееву, а потом закрутились с погрузкой, новым заданием… Виноват!

— Толком объясни.

— Ну, там… в броневике у фрицев парочка противотанковых мин завалялась и гранаты, опять же… Не пропадать такому добру зря? Вот мы с Вартаном избушку и заминировали.

— Понятно. Что заминировали — хвалю, лишняя суета нам только на руку, а если офицера прибило — еще лучше. А за то что не доложил…

— Виноват… — сапер вроде повинился, а глаза смеялись.

— Согласен… Значит, понесешь рацию вне очереди. Смени Пивоваренка.

— Есть, сменить.

— Командир, — рядом со старшиной Телегиным встал Иван Гусев. — Может, расскажешь: куда топаем? А то, невзначай, недоглядим, да прямиком в Берлине окажемся.

— Не успеем, война быстрее закончится… — отшутился Малышев.

Капитан вынул карту, поглядел. Что-то прикинул в уме.

— Так… Группа, слушай меня. Продолжаем движение в прежнем направлении. Километра через три на карте обозначен ручей. Мимо не проскочим. Там и поговорим, и обсудим… Кому на запад, а кому — «в другую сторону». Еще вопросы есть? Вопросов нет… — наследуя Корнеева, повторил его любимую командирскую поговорку Малышев. — Я в голове колонны. Гусев, со мной. Старшина, подсоби Степанычу. Теперь нам лучше следов не оставлять.

— Есть подсобить… — Телегин шагнул в сторону, пропуская группу вперед. — Как делиться будем, Степаныч? Кому вершки, а кому корешки?

— Гляди под ноги, охотник. У тебя лучше получится. А я ветки поправлять буду.

— Добро, — кивнул старшина. — Шагай, стало быть дальше. Не задерживай движение…

— Как думаешь, Кузьмич…

— Перестань, — проворчал в ответ тот, даже не дослушав. Они так давно воевали вместе, что научились понимать друг друга без слов. — Ты, как бабка старая… Ничего с твоим Колей не случится.

— Тревожно мне…

— А в прежние годы, было спокойно?

— Не так, как сейчас.

— Да? Чего же в поиск напросился? Летел бы вместе с ним на Большую землю… Стареешь, Игорь.

— Есть немного, — ефрейтор Семеняк кивнул. — Пожил. От того, вдвойне молодых жаль.

— Согласен. А коли так, то помолчи и смотри лучше. Вон… — старшина показал пальцем, — ветку сбитую пропустил.

— Да я ее и теперь не вижу… — хмыкнул Степаныч. — Ну, и глаз у тебя, Кузьмич… Прям, Дерсу Узала.

— Хороший был охотник, — согласился тот. — Только погиб зря. В своего убийцу не смог выстрелить… А разве ж такую гниду или, положим, фашистов можно за людей считать?

— Пустое говоришь, Кузьмич. Кровью кровь не остановить… Да и обманули их, задурманили головы. В Германии, небось, нет ликбезов и бесплатных школ для всех. А темный народ обмишурить не трудно. Наплетет какой-нибудь краснобай семь коробов лаптей о лучшей жизни, — хоть загробной, хоть тутошней, — и обует всех остальных. Да еще так заморочит, подлец, что и не опомниться, и о справедливости не вспомнить. А как кровью душу замараешь, обратно повернуть трудно… страшно. Ведь понимает человек: что перешел черту, что для всех остальных он стал хуже бешеного пса. Потому и держится до последнего за таких же отщепенцев…