Денис Бурмистров - Религер. Последний довод

Жесткий удар оземь. Он еще старался подняться, но живот будто пришили к груди, он отказывался распрямляться. Странное ощущение холода, зарождающегося в глубине жгущего изнутри огня, оно разрасталось, поглощая все тело и подбираясь к сердцу.

«Неужели вот так и умру?» – странно, но мысли текли размеренно и ясно, словно Егор не валялся с двумя пулями в животе на холодном асфальте заброшенного квартала, а сидел в шезлонге на берегу спокойного моря, – «Неужели меня вот так запросто убили?».

Где-то совсем рядом он слышал звуки борьбы, гневные вскрики Илияса и шумное дыхание Андрея, который оказался не так прост. Тут же, в паре шагов, тихонько всхлипывал неизвестный парень, пряча лицо под капюшоном.

В поле зрения вступила пара ярко-красных туфель, тонкими ремешками обвивавших изящные лодыжки.

Волков повернул голову вверх, фокусируя взгляд.

– Знаешь, ты мне всегда был симпатичен, – ласково сказала Калина, вкладывая пулю в отщелкнутый ствол пистолета. – Я спала с тобой не только потому, что так было нужно. Я действительно хотела тебя, ты умеешь давать женщинам то, что им нужно. Но вот эти твои провалы в прошлое…

Девушка отпустила патрон, и блестящий цилиндр въехал в ствол. Одним щелчком Калина привела пистолет в боевое положение.

– Эти все твои тайные стенания по дохлой жене, бутылка у порога спальни, постоянные самокопания и желание схлопотать под ребро на очередном Поединке, – Калина вздохнула и направила пистолет в лицо Волкову. – Все это меня так утомило, что я поняла: ты – всего лишь алкаш-неудачник, неспособный адекватно воспринимать реальность. А такой в моем мире не нужен.

Она взвела курок.

– Прощай, – без сожаления сказала девушка, и ее палец потянул спусковой крючок.

Егор вскинул руку, защищаясь. Легкая пуля прошила предплечье, раздробила кость и вылетела с обратной стороны, в рубиновых брызгах погрузившись в живой глаз религера.

Волков закричал, ударяясь головой с разметавшимися волосами об асфальт. Его пальцы, похожие на сведенных судорогой пауков, зависли над лицом, боясь опуститься ниже. Крику Егора вторил другой вопль боли – Андрей поймал руку Илияса в замок и теперь, сцепив зубы и набычившись, выворачивал локоть бланцы в обратную сторону, не взирая на беспорядочные удары по голове.

– Боже мой, ты даже умереть нормально не можешь, – разочарованно бросила Калина, откидывая бесполезный пистолет и нагибаясь к выпавшему стилету мистирианина.

В это время Роман, которого все посчитали мертвым, приподнял лицо и выбросил руку вперед, полоснул осколком бутылочного стекла ей по ноге, оцарапав кожу.

Калина испуганно охнула и подскочила от неожиданности. Отбила бессильную руку Ильина, яростно взвизгнула:

– Ах ты падаль подзаборная! Ну, сейчас я тебя!

Ее тонкая рука взвилась вверх, звякнув изящными браслетами. На кончиках пальцев заиграли искры готовящейся молнии…

Что-то большое, в грязном комбинезоне, ощетинившееся двумя кривыми ножами, рухнула на нее сверху, смяло, сломало словно тростинку…

Илияс зубами оторвал кусок уха у взвывшего Андрея, вцепился в нос, погружая пальцы в ноздри и оттягивая голову противника назад…

Парень в капюшоне, который все это время лишь тихо плакал, уткнувшись в колени, впервые поднял голову и из темноты своего угла посмотрел на творящееся в переулке…

Религер Волков, подставив под струи дождя изуродованное лицо, хохотал словно безумный, вперив в небеса рваные дыры глазниц…

Он стал слепым, но он был слеп задолго до этого дня. Он умирал, но он и так был мертвым. Позволив опуститься себе на дно, не попытался всплыть, а лишь закопался в ил, состоящий из отходов собственной судьбы.

«Допрыгался, Джо-попрыгун?» – всплыли слова из какого-то старого фильма, – «Допрыгался наконец-то! Туда тебе и дорога!»

Вросшая в пол бутылка, отбрасывающая пузатую тень на запертую дверь в прошлое. Он сам, думающий, что оставил прошлое за дверь, но заточивший по ту сторону себя самого. Сам себя охранял и запрещал покидать тюрьму. И, вместе с тем, гнал на виселицу, словно преступника.

Палач и жертва в одном лице. Мертвый и живой.

Зрячий слепец.

«Улетает туман в небеса, мне в ладони ложится роса…» – женский голос запел дурацкую песню. Запел, потом завыл ветром, захрипел, превратился в звериный рев, исторгнувший: «Ты даже умереть нормально не можешь!».

И маленькая, но упорная мысль, как открытый нерв в кровоточащей десне: «Все должно быть не так…»

Все должно быть не так!

Егор не мог видеть, как с того, что еще секунды назад было девушкой Калиной, спрыгнул лысый, похожий на завершившего страшную трапезу вурдалака мужчина, оскалился жуткой улыбкой и, потрясая ножами над головой, понесся вниз по улице, крича во все горло:

– Я убил их Бога! Феликс наконец убил их проклятого Бога!

Там, куда он убежал, раздались выстрелы, хрипы, вспышки пламени.

Егор не видел, как Илияс отпустил разбитую о камни голову Андрея, как поднялся, опираясь на стену. Долгим взглядом смотрел на лежащего ничком Волкова, решая внутреннюю дилемму. Наконец, поднял руку в груди и отсалютовал умирающему мистирианину. Развернулся, побрел в сторону Города, припадая на обе ноги.

Егор не увидел, как Ильин пополз к нему, подтягивая тело руками и харкая кровью через пару вздохов. Его худая фигура с завидным упорством сдвинула с места растерзанную Калину, освободив путь, подобралась к распластанному Волкову.

– Все можно исправить, – зашептал Ильин и на его губах лопались алые пузыри. – Все можно изменить, нужно только верить. Слышишь меня, Феникс? Нужно верить! Ни в какого-то конкретного бога, а просто верить! Верить!

Егор не видел, как поднялся парень в капюшоне, как удивленно огляделся, будто не понимал, где он и что происходит. Его ладони засветились теплым молочным светом, озаряя промозглый переулок.

Егор ничего этого не видел. Все это было больше не важным для него. Война, боги, прошлое и настоящее – все это лишь бутылка, вросшая в пол на пороге. Пришло время ее выбросить. И решить, наконец, по какую сторону двери стоит остаться.

Чтобы сделать, нужно решиться. Чтобы решиться, нужно верить. Иного в его положении уже не дано.

– Нужно верить, – донесся до него знакомый голос.

– Верю, – прохрипел Егор.

Тучи распахала жирная молния, похожая на ветку гигантского дерева. Ноябрьский ливень с новой силой хлынул вниз, заполняя собой маленький мирок между небом и землей.

Мягкий пуховый ковер декабрьского снега бросал нестерпимо яркие солнечные зайчики, с приятным хрустом проминался под фигурными подошвами женских сапог. Лунки следов вели от урчащей машины, в которой, наклонившись к приоткрытому окну, сидел мужчина, до узкой тропинки, уводящей в покрытый белыми шапками парк у озера. Чуть дальше, по шоссе, виднелся металлический щит указателя с перечеркнутой красной полосой надписью: «Город».