Владимир Поселягин - Маньяк в Союзе

Положив листок на столешницу, я дотянулся до подоконника и взял из пепельницы коробок спичек. Так-то отец, по словам Толика, курит на кухне, как и все, но на всякий случай пепельница есть и у нас в комнате. Глядя как догорает листок с бумагой, являвшейся в данный момент уликой, я подумал:

'Скоро родители придут, надо будет обрадовать их непредвиденной для семейного бюджета тратой. Хотя на фоне 'несчастного случая' думаю моя информацию пройдет с успехом… Блин. Нужно адаптироваться и искать источники финансирования. Можно конечно найти работу, но по мне так проще опустить на деньги местную бандитскую группировку. Тем более один из напавших на меня гаденышей — брат вора. Не вор в законе, но уже близко. По словам Ромова тот имеет немалый авторитет среди урок, да и сам трижды сидел. В общем, посмотрим, цель для отъема денег у меня есть, но нужно подготовиться'.

Через некоторое время пришли родители, они включились в помощь соседям потерявшим сына, а я, сославшись на разболевшуюся голову, пошел отдыхать к себе, благо брат и сестры все еще были на горке. Нужно подготовиться, ведь в понедельник мне идти в школу. А это значит, что до этого времени я должен изучить район, в котором живу, заодно погуляю у хаты марухи, где жил брат-авторитет одного из избивших меня ублюдков.

Похороны Ромова меня никак не коснулись, я воспользовался своей универсальной отмазкой 'мам, у меня голова болит', получал таблетки от головы, брал трофейный бинокль отца, он был маленький и спокойно умещался в кармане и уходил гулять. Так что похороны и поминки прошли мимо меня, зато гуляя по городу, я в достаточной степени изучил его, чтобы не путаться в улицах и домах. Осмотрел пустую из-за выходных школу, садик, куда водили сестер ну и конечно подходы к квартире бабы авторитета. Имя у него было Гоша-Музыкант, из-за того что он был неплохим щипачом. А пальцы как у музыканта и без наколок.

Пятница и воскресенье, у меня ушли на гуляния, но вот в субботу после похорон, когда я вернулся домой поужинать и снова уйти гулять на меня навесили сестер, поэтому вечернее изучение города сорвалось. Немного побыв на горке, (пока я не замерз) мы направились через весь город к бабушке с дедушкой в гости. Толик убежал к друзьям, и с нами его не было.

У родителей мамы я еще не был, поэтому сходил из чисто познавательных интересов. Те жили на окраине города в собственном доме, поэтому сестры, хорошо знавшие дорогу, вернее маршрут автобуса и тропку от остановки, показали мне, где они живут. Бабушка, Елизавета Марковна встретила нас с искренней радостью. Дедушки, Авраама Лазаревича не было, ушел гулять, оба они были на пенсии, но довольно скоро вернулся, застав нас за поеданием вареников с творогом.

С бабушкой и дедушкой жила наша прабабушка, Серафима Рузева, удивительно бойкая восьмидесятисемилетняя старушка. Свою жилплощадь она отдала в виде приданого внучке, троюродной сестре мамы, а сама жила с сыном, то есть с моим дедушкой.

Тогда, за стаканом чая я размышлял о так не любимых мной евреях, глядя на прабабушку, бабушку и дедушку, думал, что слегка погорячился, смешав иудеев и евреев. Все прояснил мой дедушка, которого, как родителей и остальных родственников со стороны матери, я действительно стал считать родными.

— Понимаешь, Игорь, — дед потрепал по макушке Тому, и снял её с колен, вручив вареник. — Грань между евреем и иудеем достаточно тонка. Не все иудеи — евреи, и не все евреи — иудеи…

Долго я слушал старого еврея, бывшего интенданта партизанского отряда, о чем свидетельствовали награды. Орден Отечественной войны первой степени и медаль 'За боевые заслуги' на фото что висело на стене. Там дед был куда моложе, видимо фото было сделано сразу после войны. В общем, он пояснил мне эту грань, достаточно квалифицировано введя в курс дела. Кстати, дед был христианским евреем. Иудеев среди моих родственников не было.

До темноты мы вернулись домой, где попали под заботу матери. Не потерявшая еще былую красоту дама, теперь понятно в кого я пошел, пыталась нас накормить, не взирая на сообщение что мы поужинали у бабушки и отпустила сестер с Толиком на снежную горку. Окрестная детвора там веселилась до девяти вечера. Сама горка освещалась специально подвешенными фонарями, сделанными мастерами автохозяйства.

В воскресенья как я и говорил, был представлен самому себе, поэтому почти весь световой день просидел на чердаке четырехэтажного дома у слухового окна, выходившего на подъезд и окна квартиры, где жил нужный мне авторитет. За этот день к нему наведалось двое дружков и те самые трое ублюдков, что меня избивали, видимо они всегда ходили втроем. Так же я заметил не совсем профессиональную слежку. После короткого размышления двое молодых парней были признаны мной бывшими коллегами. Видимо уголовка в чем-то заподозрила Гошу-Музыканта, ну или тренировала молодые кадры. Я сам так часто делал с новенькими и совсем зелеными операми.

Изучив лица и манеру походки всех, кто приходил к Музыканту, я незаметно спустился с чердака и направился домой. Нужно подготовиться, ведь завтра в школу, а вечером встреча с Николаем Петровичем.

Про последнего хотелось бы рассказать особо. Это был мой сосед по палате, капитан милиции Голушко Николай Петрович, опер уголовного розыска. Сошлись мы с ним на почве интереса восточных единоборств. Сам он был самбистом, причем, похоже, не особо хорошим, раз получил десять сантиметров стали в живот, и очень интересовался другими способами убийства себе подобных. А так как я после того как привел тело в более-менее приличную форму, стал показывать некоторые результаты, то не избежал его внимания. На сетование, что у меня нет хороших спарринг-партнеров он в ответ на это — предложил приходить заниматься к ним в спортзал отдела, где есть отличный инструктор. Мол, там даже иногда люди из комитета тренируются. В общем, договорились, встретиться в понедельник вечером.

Утром мы с Толиком одели школьную форму, фуражки с кокардами убрали в портфели, одели верхнюю одежду и отвели сестер в садик. После чего направились в школу. Когда я переобувался в сменку, повесив пальто на крючок в раздевалке, ко мне подошла староста нашего класса.

— Здравствуй Соколов, — нейтрально поздоровалась она.

— И тебе не болеть Ющенко, — спокойно ответил я, надевая фуражку. Убожество эта школьная форма, военизированная страна, но куда деваться, тут все так ходят. Больше всего она напоминала школьную форму главного героя из мультфильма 'Вовка в тридевятом царстве', вот и тут все мальчишки так ходили. Ничего общего с той, что помнил я. Разве что у девчонок она мало изменилась до перестройки.

— Меня Юлей зовут, — напомнила та.