Владимир Лавров - Солнечные дети тёмной планеты

В воздухе мелькнуло полосатое тело. Второй тигр приземлился точно на спину ящеру и перекусил ему шею, как цыплёнку. После чего посмотрел на нас и зарычал. Моряки развернулись с явным намерением бежать изо всех сил в мою сторону.

— Не бегите. Медленно идите группой. Он не будет нападать, — успел крикнуть я. На этот раз до них дошло. Они сбились в тесную группу и попятились к обрыву пирса. Я подобрал верёвку и присоединился.

Второй тигр заревел, первый ему ответил. На этот раз их рёв был немного другим.

— Откуда ты знаешь, что они не будут нападать? — спросил кто-то.

— Де-дедушка Артула рассказывал, — задыхаясь на бегу, пояснил я. Никто их моих старших товарищей не знал, кто это такой, но объяснять у меня не было никакого желания. Мы бежали по холмистой равнине, бывшему дну гавани, и сил ни на что больше не оставалось. Когда я оглянулся, то увидел рядом с первыми двумя тиграми много других, среди них было много тигрят. Петя толкнул ногу. Я приотстал.

— Если здесь много таких больших хищников, значит, здесь есть чем кормиться, — сказал Петя.

— У-ум?

— Значит, и вы можете подстрелить себе кое-что из дичи.

Я ничего не ответил. Нам сейчас самим бы не стать дичью.

За два часа нашего отсутствия остававшиеся на корабле моряки подремонтировали мачту и собрали траву для маскировки. До полной высоты мачту восстановить не удалось, но мы хотя бы могли поставить косые паруса из аварийного запаса. Увидев наше паническое бегство (точнее, ускоренное шагание), они сразу начали отталкивать корабль от берега. Нам пришлось прыгать на борт уже из воды.

— Хищники? — спросил капитан.

— Ящеры и тигры, — кратко ответил Арагон, вытаскивая меня за руки из воды.

Мы отошли от берега и провели ночь в море, недалеко от суши. Услышав про руду, капитан приказал повыбрасывать в море все запасы рыбы, даже часть бочек с солёной рыбой. Ещё он строго предупредил всех, чтобы мы никому — даже родным — не рассказывали про находку, только вождю.

На следующий день мы занимались тем, что таскали в заплечных мешках руду из старых кораблей. Весь день прошел в бегах. Чтобы сохранять способность бежать с грузом, носили понемногу, по двадцать килограмм. Пришлось сделать двадцать ходок. Мне повезло, после обеда меня, как ночного рулевого, услали спать. А Парка с Иргамом так и бегали до самого вечера. Натаскав пять тонн руды, мы двинулись на запад. На безжизненном скалистом островке мы нарубили дров и приготовили горячую еду, впервые за девять дней. Это было так прекрасно! Самое вкусное лакомство в мире — это свежесваренная каша с солёным маслом.

Когда капитан увидел, какой мыс мы обошли во время непогоды по пути сюда, то посмотрел на меня очень подозрительно. Мы обходили выдававшуюся на север цепочку скал и отмелей целую ночь, а потом ещё полдня.

— Ты знал, что мы там найдём, — скорее сказал, чем спросил капитан на второй день.

— Нет. Только общее ощущение, где находится земля.

— Хм…, - капитан не поверил, но расспрашивать не стал.

Двигались мы под аварийными парусами на удивление неплохо. До сих пор я считал, что треугольные паруса намного слабее прямых, но в реальной жизни оказалось, что при встречных ветрах приходится ходить гораздо чаще, чем при попутных, а треугольные паруса были для этого удобнее. Но даже так мы двигались медленнее, чем обычно. До Маланиры мы тащились пять дней. В Маланире нашему приходу удивились.

Сгустки Тьмы игнорировали наше присутствие до самого последнего дня. Каждый день я полировал свою медную пластинку и вставлял её в «волшебный фонарь», но чудовища так и не появлялись. Только в самый последний момент, утром накануне прибытия в Маланиру, Арагон заметил кляксу, движущуюся по направлению к кораблю. Арагон теперь почти каждую ночь составлял мне компанию. С ним было легче, но зато пропадала возможность порешать задачки с Петей. Мы спрятались в мостике, я направил узкий луч света из «волшебного фонаря» на открытое окно. Сгусток тьмы просочился в мостик через маленькую щёлочку где-то ещё, я увидел его, когда он уже надвигался справа, одновременно с тем, как передо мной начала появляться бабушка. Арагон тоже почувствовал движение и сорвал сосуд с масляной лампы. Сгусток тьмы лопнул, распавшись на множество чёрных лоскутков. Я сразу смыл их за борт, стараясь не прикасаться. Арагон боялся даже близко к ним подходить. Так я и не смог проверить действенность моего «волшебного фонаря». Поутру другие моряки не хотели верить, что мы прикончили чудовище. Но мы ничуть не жалели, что избавились от доказательств, было в этих Сгустках Тьмы что-то жуткое, даже в их остатках.

Самая северная пещера, Маланира, представляла из себя комплекс из трёх пещер. На берегу располагалась меньшая из них, Мала, на расстоянии около пятнадцати километров — самая большая под названием «Лана», а ещё на расстоянии пяти километров — третья, её называли «Ланира». Это не были отдельные пещеры, как у нас, во всех трёх жило одно племя. Жители перемещались из одной в другую по желанию или в зависимости от сезонных работ. Школа, например, находилась только в Лане.

Злаки здесь действительно почти не сеяли. В этом просто не было необходимости. Здесь, к северу от Холодного Хребта, людей жило совсем немного, зато всякой живности и растительности водилось в изобилии. Кое-какие огородики у местных были, но на них выращивали, в основном, специи и деликатесы. Остальное сельское хозяйство в Маланире было больше похоже на охоту. В сезон заготовок местные садились на тележки со скакунами, мчались до рощи хлебных деревьев, или до ореховой рощи. Там они отпускали скакунов и залезали на деревья, чтобы не попасть на зубок преследующим хищникам. Когда хищники разбредались, а мешки переполнялись плодами, скакунов вызывали сигналом рога и мчались обратно. Дикие клубни заготавливали аналогично. Нескольких выездов хватало на то, чтобы заготовить еды на несколько лет вперёд. По этой причине работали здесь гораздо меньше, чем на юге, а свободное время посвящали развитию ловкости или вышиванию. Вместо овец здесь разводили других животных, длинноногих и длинношеих, с густой и длинной шерстью, их называли «ламы». По утрам их пинками выгоняли на вольный выпас, а вечером впускали в пещеру. От хищников они убегали сами.

Благодаря этим животным мяса и шерсти было в изобилии. Шерсть красили и делали из неё разноцветные вышитые полотна. От нечего делать и красоты ради здесь вышивали даже мужчины.

А вот школа здесь была совсем слабенькая. У нас обучение в школе занимало восемь лет, в Вертулии и Зирании десять. Здесь школу заканчивали после четырёх классов. Письменные знания на севере были просто не нужны, зато сила, ловкость и быстрота были в большом почёте. Быстрых и сильных хищников здесь было ещё больше, чем у нас. Кроме хищников, северные просторы бороздили огромные стада травоядных животных, при охоте на которых тоже требовалась ловкость. Здесь спасались от хищников и рогов травоядных, в основном, не на деревьях, как к югу от Хребта, а с помощью большой скорости — либо верхом на скакунах, либо — зимой — в санях, запряжённых оленями. Постоянная близость к опасности, любовь к скорости и отсутствие переутомления, характерного для сельскохозяйственных народов, создали здесь очень своеобразный народ. Отчаянные и быстрые, задиристые, но добрые, готовые на всё, что угодно, ради взаимопомощи — я полюбил их с первых часов пребывания здесь. Насколько же отличались они в лучшую сторону от заносчивых людей Зирании, а тем более от Макланты, нашей соседней пещеры!