Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд

«Полный вагон» – это была сильная метафора.

– Стоп! – гаркнул Пастух. – Не очень мирные переговоры закончены. Но Стрелок, по сути, прав. Ситуация в поезде говенная. В двух вагонах от нашего – банда… повторяю: банда, пусть и небольшая!.. здоровых, вооруженных, хорошо владеющих как руками, так и оружием в этих руках. С минуты на минуту они снимутся с места и пойдут сюда, потому что Марина, которая, черт побери, всем нужна, сидит вот тут, и мы ничего против этой банды не сделаем – не справимся, и никакие ля-ля про фантастику не помогут… Извините, Марина, к вам у меня претензий нет.

– Кроме одной, – спокойно и мило сказала Марина. – Я живая, чего-то такое серьезное знаю и даже чуть-чуть умею управлять этим серьезным. А ничего б не умела – тогда какие ж претензии?! В конце концов мы же с вами, господа, уже испытали мою «коробочку»… – тон стал язвительным и даже злым, – так можно еще ее испытать. Прямо сейчас. Это не фантастика. Это работает. И бесплатно. Испытаем? Поехали? – И улыбнулась вовсю.

В общем-то она была права. И в частности тоже. И все же Пастух не особо желал вступать в тактический спор. Тем более что тема спора, навскидку, многообразна: а нужна ли нам эта хреновая коробочка – раз, а сколько по максимуму человек все та же коробочка сможет перебросить в параллельное… или какое оно там?.. пространство – два, то есть спасем ли мы всех пассажиров или это нам не обломится – три. И так далее… Допустим, коробочка способна перемещать в параллельное, чтоб его, пространство не более, допустим, пяти персонажей. А остальные… сколько в поезде пассажиров?.. сто?.. двести?.. триста?.. короче, остальные, которые, фигурально говоря, в коробочку не поместились, пусть расслабятся и ждут счастливого финала. Гуманно…

Какой финал в данной ситуации не стремно было бы назвать счастливым, Пастух не ведал и не заморачивался на сей счет. Он не держал себя стратегом или тактиком, он, как поэт какой-то великий или не очень сочинил, «не знал теории высокой, но практику обожествлял». Тем, собственно, и жив был доселе, и худо-бедно целехонек. А еще он любил задавать разные вопросы – к месту и к случаю. И сейчас задал:

– Из-за чего сыр-бор?

Такой, значит, изящно неконкретный вопрос.

Ан поняли все.

– Из-за Марины, ежу понятно, – сказал Стрелок. – Ну и немножко личного… – Счел логичным объяснить: – У Пастуха со Слимом… это вожак наших противников, белобрысый такой… есть личные счеты. Но, как я понимаю, Слим – мужик умный, хитрый и осторожный. Личные счеты он оставит на потом, а во первых строках у него, ясен пень, Марина-а, Марина-а, Марина-а… – напел. – Причем целая и невредимая. Мариночка, солнце наше, вы при всех вариантах остаетесь с тузом в прикупе.

– Кончай ерничать, – сказал Пастух. – Что предлагаешь? Взять Марину под ручки и отвести ее прямо в логово врага, то есть в вагон? Так?

– Не считай меня идиотом, – обиделся Стрелок. – Куда вести Марину, вопрос хороший, но легко решаемый – с помощью Марининой-то волшебной коробочки. Р-раз – и все мы в дамках. Сидим под развесистым дубом и отдыхаем. Тоже уже проходили… Пастух, давай не будем лезть в теорию игр, а просто решим, кто исчезает из поезда, а кто остается… Я просто не знаю диапазона действия прибора Марины…

Тут как раз Марина и встряла в светскую беседу Пастуха и Стрелка.

– Вы все за нас решили? – спросила она очень вежливо и даже вкрадчиво. – Нам бы от вас еще какую-никакую указивочку на ближайшие дни поиметь, а то ж ведь сидим, как слепоглухонемые… – И с этого момента ее как подменили. – Вы тут о ком и о чем беседовали, а, мальчики? – Это была уже другая Марина – жесткая, злая, язвительная. – Если обо мне, то напрасно. Я всегда и во всем сама принимаю решения, если, тем более, их исполнение впрямую зависит от меня. Вы тут о моей коробочке вспоминали, а что вы, собственно, о ней знаете, а? Что можно нажать кнопочку и оказаться где-то в другом совсем месте? А потом опять нажать и – вернуться?.. Мы ж с вами это уже проходили. Пук на кнопочку – и мы где-то далеко, нас и не видно, а опасность миновала. Еще пук на кнопочку – и мы тут как тут, сидим, рассуждаем: кто жить останется, а кто неизвестным героем помрет. Говнюки вы, а не мужики, вот что! Видеть вас не могу, не хочу, не буду. Пошли вон отсюда, я плакать стану…

И ведь ждала, молча и зло ждала, пока все не вышли из ее купе в коридор, встала с полки, дверь ручонкой толкнула – та лихо проехала по своим рельсам, бухнула железно, закрылась.

И наверно, тогда она и заплакала.

А может, и нет.

Пастух не хотел представлять себе плачущую Марину, плачущую из-за дела, которое вдруг и разом объединило чужих друг другу, более того – еле знакомых людей, а потом так же разом и вдруг раскололо единение, и оказалось, что каждый – сам по себе, сам за себя, сам с усам. А дело – оно всегда дело, его опять сладить можно, говно вопрос. Вот это-то ей, русско-немецко-японской, всю жизнь работу работающей женщинке уж никак не нравилось, не складывалось прям: только-только чаи плюс водочку вместе радостно распивали, а чертик – раз! – и выскочи. И все распалось, как связь времен у товарища Шекспира в «Гамлете». И сразу наоборот получились «Бесплодные усилия любви».

Пьеса такая, кто не знает. Тоже Шекспира.

Начпоезда, изъятый из удобного купе с едой и питьем, вместе с Шухратом, корефаном своим закадычным, тоже маялся в коридоре: то ли уходить страшно было, то ли и впрямь почуял, что в чем-то провинился перед маленькой женщиной. Шухрат держался мужественнее. А и то понятно: человек азиатский, женщина там куда ниже рангом, чем мужчина, а тут еще такая особая женщина, вдруг меняющая, фигурально выражаясь, лицо. Легко и сразу.

Или маску. Так тоже бывает…

Она совсем недолго плакала, а сладкие парочки Пастух – Стрелок и начпоезда – Шухрат туповато топтались за закрытой перед носами дверью и, вероятно, думали, что процесс плача будет длинным и обида на них, говнюков, не пройдет долго, но вот и фиг вам: закрытая дверь резко открылась, на порог явилась злая и уверенная в себе женщинка, спросила жестко:

– Ждете, пока растаю? Не обломится! Через десять минут в ресторане – вы, Пастух, вы, Стрелок, и вы, вы, господа железные дорожники. Если вы знаете в этом поезде еще пару-тройку умных людей, то их тоже позовите. Лизу, например. Проводницу. Она в отличие от вас умная. А я за эти десять минут хоть в себя вернусь. Все, время пошло! И его все меньше и меньше. А, может, и вовсе нет…

И дверь снова закрылась. Перед закрытой дверью купе все стояли столбиками. Если по-военному, то положение их можно назвать где-то так: осмысление текущей ситуации.

– Нас, получается, выгнали, – первым осмыслил ситуацию Шухрат.

Пастух, соглашаясь с сутью догадки, тем не менее оспорил ее форму: