Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд

– Слим ваш? – зло спросила.

– Он не мой. Хотя… Да, он мой личный враг, но это давняя история, лесом поросшая, не берите в голову. Я его однажды убил. А он не убился. Уж так вышло, моя вина. И явился сюда, в поезд, но – по вашу милость. Он вас убивать не собирается, вы ему живая нужны… Да еще я тут… Впрочем, вы это сами понимаете, так?

Она смотрела в окно, за которым ничего толком видно не было: поезд сильно раскочегарился, быстро катил.

Пастух ждал.

– Вот что, – сказала она, отвернувшись от окна, – вы не думайте, что я там обижаюсь, или сержусь, или еще чего-нибудь. Но я – женщина, право слово, извините, если что не так. Мне не страшен ваш Слим, как не были страшны прежние лиходеи. Я вообще не пугливая, и вам я верю, слышите?.. Ну вот верю – и все. Не бросайте меня, Пастух, я знаю, я – ваша работа, но не бросайте эту работу, ладно? Мне в Москву хочется, и чтоб дело поехало, раскрутилось, и чтоб вы не исчезали…

Серьезно говорила. Но – без слезы, жестко.

– Я не исчезну, – сказал Пастух, искренне в сей момент думая, что он и впрямь не оставит Марину в Москве, будет встречаться, болтать, слушать о ее новой работе, ан понимал, что не властен над собой, над своим временем, над теми приказами, которые для него сочинят. Как там в давней-предавней песне, откуда-то слышанной: «В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора… Целься в грудь, маленький зуав, кричи «Ура!»…» – Я не исчезну, – повторил он. – Москва – город маленький и тесноватый… Да и не думаю, что вас кто-то будет преследовать, пугать. Работа все отторгнет, а работы, понимаю, у вас будет много… Но я правда никуда не денусь. Хотите, я запишу вам все свои координаты?..

Марина засмеялась легко и в общем-то радостно.

– Спасибо вам. Всем вам. Я верю, что все так и будет. Но нам еще ехать и ехать…

– Доедем, – сказал Пастух и встал. – Пойду погляжу по сторонам, вдруг да кого знакомого увижу… А Стрелок с вами побудет. Я ненадолго.

Вышел в коридор, подцепил Стрелка под руку, отвел от открытой двери купе. Сказал:

– Стой у дверей памятником. Никуда ни шагу! Я – быстро. Посмотрю там…

И пошел в сторону вагона, в котором все еще жили, пили, жрали и наверняка орали подельники Слима. А хорошо б еще и Слима там повидать. Если он там будет.

Глава четырнадцатая

Куда шел, зачем, ради чего – этого, честно, Пастух не знал. То есть начальный – абсолютно мальчишеский! – порыв понятен: ворваться в купе Слима с оружием в руках и убить врага в его местном поездном логове, то есть в купе. Детский сад! И одновременно – самоподстава в чистом виде. Что Пастух преотлично понимал…

Только перешел по «гармошке» в следующий вагон, столкнулся с проводницей Лизой, спешащей, судя по увесистости их столкновения, сломя голову.

Ухватил ее за плечи, зафиксировал на месте, спросил:

– Куда такая гонка?

– К вам, – ответила Лиза, – мне сказали, чтоб я – мухой… Чтоб письмо скорей передать…

Она протянула Пастуху тетрадный в клеточку листок, отменно сложенный старозаветным почтовым «треугольником».

– От кого это? – удивился Пастух. – Никак от прекрасной дамы…

– Нет, – категорически и даже с неким надрывом в голосе сказала Лиза. – Это от этого… ну, который белый совсем… в том вагоне едет… ну, с парнями своими…

Слим, понял Пастух. С чего бы это он в переписку вступил?..

Развернул «треугольник», прочел неаккуратно, неровно печатными кривыми буквами написанное под ход вагона: «Через десять минут встречаемся в купе начальника поезда. Без оружия и без сопровождающих. Не бойся. Пора потолковать».

– Когда он тебе эту хрень передал? – спросил Лизу.

– Ну, только что. Минуты три назад. Сказал, чтоб бегом…

Семь минут остается до встречи, ну, шесть или пять – без разницы. Нет смысла дипломатически выжидать означенного в записке срока. Чай не баре, можем и на пару минуток раньше прийти. А вот Лиза…

Спросил у нее:

– Можешь сейчас к Марине пойти и посидеть с ней, пока я не вернусь?

– Могу, – сказала Лиза. И спросила: – А вы вернетесь?

С тоской какой-то спросила, будто уж и хоронила Пастуха заранее.

– Не трухай зря, – сказал. – Я всегда возвращаюсь…

Он ворвался – иного слова не подобрать! – в вагон, где ехал Слим сотоварищи, межвагонная дверь тяжело и громко захлопнулась позади, он вошел в вагон, заглянул в купе проводниц:

– Где у вас тут высокий с белыми волосами, в каком купе?

– В купе начальника поезда, – сказала проводница. – А что?

– А сам начальник-то где?

– Его нет пока… Он пришел недавно совсем и почти сразу ушел… вперед, в сторону головного вагона.

Что ему в головном вагоне делать – этого Пастух не представлял. Разве что на тепловоз перебраться и затаиться от всей этой хренотени. А может, его Слим некуртуазно прогнал, чтоб начальническое купе освободилось?..

Да черт с ним, не пропадет!

Пастух дошагал до начальнического купе, держа правую руку под футболкой на ручке пистолета, засунутого за спину под пояс, дверь в купе была прикрыта. И тут его тормознули двое гоблинов – явно подопечных Слима, но вежливо тормознули. И вежливо спросили:

– Оружие есть?

– Нет, – ответил Пастух и сам поднял руки.

Один из гоблинов быстренько не шибко внимательно его полапал, потискал.

– Чисто, – сказал.

– Проходи… – Второй гоблин ну прям куртуазно отодвинул ему дверь в главное купе.

А уж там вольготно сидел Слим, улыбался приветливо.

– Заходи, – сказал, – поговорим. Приспело уж…

Пастух сел напротив, спросил с ходу:

– О чем-то договориться хочешь?

– Угадал, – подтвердил Слим. – Ты готов выслушать? Или сразу убивать меня станешь? В который уж раз…

– Почему бы и нет? Говори. Убить – это и попозже можно… – вроде как пошутил.

– Нам с тобой, Пастух, тесновато на этой земле! – яростно сказал Слим. – Ты меня уж в какой раз порешить хочешь, да пока не получается, но ты ж мне по определению мешаешь нормально красиво жить, Пастух. А вот я тебе мешаю – как вечно недоубитый тобой. Скучный ты, Пастух, одно слово – машина. И мне тебя убить – как два пальца об асфальт, но не интересно мне вот так просто: пиф-паф, ой-ой-ой… Бытовуха!.. Вон, ты в меня стрелял – какой я тебе театр устроил! – правдивый, как жизнь. Чистый реализм. Ты поверил и ушел. И жил спокойно и радостно. А и то: одним врагом меньше, и каким врагом!.. А я за это время где только не побывал, кого только не убивал, и – никакой рутины! Каждый раз – как премьера в театре! Ты хоть такое слово-то знаешь – премьера?.. – Засмеялся, резко оборвал смех. – И вот что я тебе предлагаю, Пастух: сыграть премьеру. Два актера. Ты и я. Я – плохой и черный, ты – хороший и белый. На равных. Спектакль называется: «Дуэль»!..

Все-таки он был сумасшедшим. Всегда. И еще – актеришкой третьестепенным.