Олег Синицын - Астровойны

Когда пришла ночь, Серафима уединилась в отдельной, выделенной для нее спальне. Имитатор атмосферы наполнял ее запахом соснового бора. Чуть слышно гудела картина, в которой менялись слайды живописных пейзажей. Через приоткрытое окно доносился вой взлетающих и приземляющихся грузовых кораблей и лайнеров. Там, снаружи, Гея продолжала жить своей жизнью метрополии и столицы межзвездного государства.

Она знала, что не уснет, поэтому не стала ложиться. Шар с ихором уложила на горку из подушек. Выпустив его из рук, сиятельная дочь вдруг поняла, что больше но хочет к нему прикасаться. Девушка боялась снова пережить чувства, которые возбуждал шар: они усиливали тоску по матери и теребили душу обманчивой благодатью.

И Серафиме вдруг нестерпимо захотелось избавиться от ихора. Отбросить подозрения и отдать кому-нибудь. Кому угодно. Хоть представителям церкви, как того хочет наставница. Тогда не придется лететь в систему Диких Племен.

А шар перестанет ее мучить.

Сидя на краешке кровати, она думала об этом всю ночь и под утро даже собралась поговорить с Антонио. Но тут вернулся Шахревар. Его решительность заставила позабыть о провокационных мыслях.

— Немедленно собирайтесь, — сказал он. — Я подыскал корабль.

В утренней прохладе нестройной вереницей они спешили через взлетное поле в дальний конец. Массивные плиты проплывали под ногами, красный гигант Процион на четверть вышел из-за горизонта, освещая спящий континент. Шахревар вел свиту к небольшому шаттлу, похожему на угрюмую, чем-то обидевшуюся на жизнь улитку. И чем ближе они подходили, тем яснее виднелись щели в обшивке судна.

— Это что, космический корабль? — возмутилась Нина Гата. — Да это просто металлолом! Неужели нельзя было найти что-нибудь получше?

— А он не развалится, когда мы взлетим? — осторожно поинтересовался Антонио.

— Как раз то, что нужно, — ответил Шахревар сразу обоим. — Никто не заподозрит, что сиятельная дочь покинула Гею на дряхлой посудине.

Посадочный трап был опущен, но возле него их никто не встречал. Не сбавляя шага, Шахревар поднялся в темный проем люка. Следом прошла Серафима, за ней — все три служанки. Антонио почтительным жестом предложил наставнице подняться первой. Нина пристально на него глянула, сунула в рот мятный леденец и, звонко стуча каблуками, деловито зашагала по трапу. Пресс-секретарь оглядел пустой космодром, вздохнул и взошел на борт последним.

В шлюзовом отсеке и коридоре за ним тягостные впечатления усилились. Стеновые панели были обшарпаны и грязны, металлические элементы кое-где покрылись ржавчиной, в некоторых углах виднелась паутина, а еще…

— Что это за запах? — настороженно спросила наставница, потянув носом воздух.

— Это, дорогая Нина, запах куриного дерьма! — ответил Антонио, радостный от возможности поведать наставнице истину.

— Последние два года судно перевозило на Гею несушек с орбитальной плантации, — подтвердил паладин.

— Какая вонь и какой позор! — с пафосом провозгласила Нина, закрывая нос надушенным платком. — Куриный перевозчик недостоин принять наследницу Великой Семьи!

— Оставьте, Нина, — безжизненным голосом отозвалась Серафима. — Мне все равно, на чем мы полетим.

— Вам не должно быть все равно! Это вопрос семейных традиций и имиджа!

Серафима не стала спорить, на споры у нее не было сил.

— Здесь две каюты, — объяснил Шахревар. — Серафима и ее наставница могут разместиться в одной, остальные женщины в другой. Я и Антонио будем ночевать на капитанском мостике. Кстати, вот и он.

По короткой лесенке они поднялись на центральную палубу, накрытую прозрачным колпаком, сквозь который было очень удобно обозревать космос. Перед доисторическим пультом располагались два кресла, в одном из которых мирно дремал бородатый старичок в засаленном кителе.

— Позвольте представить нашего капитана, а заодно бортинженера и навигатора.

Громоподобный глас Шахревара заставил старичка встрепенуться и впечатляюще грохнуться об пол. Он тут же вскочил и напялил на голову откуда-то взявшуюся Фуражку, и лицо старичка тут же полностью скрылось под ней, а снаружи осталась торчать только борода.

— Капитан Олос! К взлету готов, принять-отставить, заноси в отсек, не кантуй, дубина…

— Извините, милейший, — осторожно поинтересовался Антонио, — вам известно, как добраться до системы Диких?

— Это просто, как яйцо снести! — ответил старичок и неожиданно рявкнул куда-то в сторону: — Не кантовать, я сказал!

— Тесное общение с несушками оставило глубокий след в его психике, — поделился Антонио мнением с паладином. — Или это ты над ним поработал?

— Нет, он еще до встречи со мной был таким. Но вы не волнуйтесь. Мне его рекомендовали. Капитан всегда летает один, и ни разу не сбился с курса.

— Он хотя бы понимает, что везет людей, а не курятину? — спросила Нина Гата.

— А вас я попрошу, — ответил капитан, — не трогать груз немытыми руками.

— Боже, за что нам такое наказание! — устало произнесла Нина и покинула мостик, скрывшись в одной из кают. Через пару секунд она решительно вышла оттуда и перешла в другую каюту. На центральной палубе остались только капитан Олос, Шахревар, Антонио и Серафима.

— Быть может, — спросил Антонио, обратившись к Серафиме, — вам будет удобнее удалиться в каюту?

— Спасибо, Антонио, но я останусь здесь.

Из динамиков раздался голос диспетчера космопорта.

— «Куриный тягач»! «Куриный тягач»! Воздушный коридор свободен. Можете взлетать.

Пальцы капитана пробежали по клавишам. Набирающий обороты двигатель загудел, стены мелко завибрировали.

— Взлет, — сообщил Олос и врезал кулаком по заглубленной квадратной кнопке.

«Улитка» оторвалась от бетонной площадки и медленно, с неохотой стала подниматься в ясное утреннее небо. Стены башенных зданий некоторое время загораживали обзор, а затем как-то быстро остались внизу. Взорам открылись позолоченные вершины, простиравшиеся повсюду, насколько хватало глаз. Между ними зеленели сады, которые обволакивала туманная дымка. Вдалеке виднелся край бирюзового океана.

Серафима отрешенно смотрела на уходящий вниз бесконечный город.

— У меня такое ощущение, что я больше не вернусь на Гею. — Сиятельная дочь приблизила лицо к стеклу, почти коснувшись его кончиком носа. — Или, по крайней мере, этот мир уже не будет таким родным и добрым, каким я всегда его помнила… каким оставляю его сейчас.

Шахревар помрачнел, он, видимо, тоже подумал о чем-то подобном. Антонио повернулся к Серафиме и взял ее ладонь.

— Не нужно так говорить, милая госпожа. Вы не знаете этого наверняка. Человек может предполагать, но знать будущее наверняка не дано никому.