Олег Синицын - Астровойны

Шахревар смотрел на верховного паладина, с ужасом осознавая причину его горечи.

— Сообщение пришло глубокой ночью. — Артур Мудрый оторвал руку от подбородка, выпрямился. — Тяжкая весть. Враг перешел границу. И навалился на рубежи человеческих владений… Ситуация в Бутылочном Горлышке серьезная. Майкл Траян, новый начальник Корневого штаба, через администрацию президента и митрополита обратился к нам за немедленной помощью.

Панцирь и латы вдруг сделались тугими и невероятно тяжелыми. Шахревар почувствовал себя так, словно на него наступил великан. Он не мог пошевелиться, не мог вздохнуть, не мог вымолвить слова. Он видел словно наяву, как черные орды врываются в мирные системы спускаются на планеты, сокрушая все на своем пути. Видел бегущих из городов женщин и детей. Видел горящие дома, пламя от которых поднимается до небес. Видел развевающиеся флаги Черной Крови. Весь этот ужас материализовался, ворвался в него и навалился сверху. Теперь любое упоминание о войне у него будет прочно ассоциироваться с деревянным троном и волокнами подпространства. А еще с запахом тревожных чувств, который оставила на балконе Серафима.

— Сражение уже идет. Тяжелое, с огромными потерями. В руках черни оказалось планетарное орудие, расположенное на Рохе. Оно бьет по крейсерам и крепостям с тыла. Траян не уточнил, какой из двух фортов на Рохе захватили орки, но я уверен, что именно тот, в котором побывал наш пленник, младший брат Думана.

Он поднялся с трона и прошел мимо Шахревара,

— Ковчег направляется в Пограничную систему, — провозгласил верховный паладин. Печаль исчезла из его голоса. — Пограничному флоту требуется наша помощь. И мы придем. Мы покажем оркам, что они напрасно высунулись из своей дыры!

— А как же дочь Великой Семьи и святыня? — спросил Шахревар ему в спину. — Получается, что мы тащим их с собой? Туда, где тучи орков? И где вот-вот в бой вступят сенобиты?!!

Артур Мудрый повернулся.

— Сказать по правде, я позабыл о ней, находясь в смятении от недоброй вести, — смущенно признался он. — Да и времени не было, чтобы подготовить корабль для ее отправки. Каждая минута промедления оборачивается тысячами людских жизней там… Но мы выйдем из подпространства с дальней от фронта стороны и первым же рейсом отправим девочку в приграничные системы, подальше от зоны боевых действий. Тебя устроит такой вариант?

— Да.

— Хорошо. Однако это самая малая из проблем, о которых следует думать паладинам. Мы должны готовиться к битве. К великому сражению, которого не было тысячу лет. Его долго будут вспоминать в веках.

— Я готов к сражению.

Иерарх нахмурился, о чем-то думая. Затем тяжело посмотрел на паладина.

— Нет, мой друг. Ты останешься охранять дочь Великой Семьи.

— Ты хочешь сказать, что я должен отойти в сторону, когда начнется величайшая битва в истории?

— Твой долг — охранять Серафиму Морталес. Он не менее важен, чем наш. Ты будешь рядом с сиятельной дочерью, что бы ни случилось. Ты не позволишь врагу добраться до нее. Ты понял меня, Шахревар?

— Да, — с неохотой ответил телохранитель.

— Поклянись мне, что вступишь в бой только ради спасения Серафимы.

— Клянусь душой нашего бога.

Серафима открыла глаза. На тенте, натянутом над кроватью, вышитые белокрылые ангелы играли на свирелях. Наверняка из своих длинных дудок они выдували колыбельную. Вчера девушка не обратила на них внимания, а ангелы, оказывается, охраняли ее всю ночь.

Ей было хорошо. Впервые за последние дни Серафима не чувствовала тяжести на сердце, а смерть матери уже не вызывала горькой тоски, от которой без конца хотелось плакать. Близкие люди своей теплотой и заботой сняли многие проблемы. Отец, любимый Уильям, мудрый Игнавус. Они решат все вопросы. Как хорошо не чувствовать груза ответственности!

Нежась на простынях и разглядывая дудящих ангелов, она вдруг поняла, что после всех событий не хочет становиться частью государства, как ее великие предки. Ведь власть — это прежде всего ответственность за людей, а значит — тяжкое бремя. Ей же хотелось быть просто женщиной и матерью. Просто Серафимой, а не сиятельной дочерью. Тогда она будет отвечать только за себя, а не за судьбы человечества. Так намного, намного легче.

Дальние углы комнаты были залиты мерцающим светом, струящимся из окна. Не осталась и намека на тьму которая начала выползать из них ночью, которая воспользовалась голосом ее матери… Серафима почти забыла тот случай и вспомнила о нем лишь сейчас, глянув в противоположный конец комнаты. Но сейчас там было пусто, и она решила отнести события ночи на игру воображения.

Серафима встала с кровати, умылась. И лишь затем бросила взгляд в узкое стрельчатое окно, заметив в нем нечто странное.

— Что это? — удивилась она. — Мы в подпространстве? Появились служанки, которые принесли утреннее платье. Пока они одевали Серафиму, она расспрашивала их о последних новостях, но девушки ничего не знали.

— Зато мы только что видели Антонио! — с улыбкой поведала одна из них. — Дверь в его комнату была приоткрыта. Он заснул на крохотном табурете, запрокинув голову…

— А еще на его губе висела потухшая сигарета, — нетерпеливо продолжила вторая.

— А еще он храпел! — добавила третья. — Причем так витиевато, словно играл на духовой трубе.

Серафима не удержалась и хихикнула.

«Некрасиво, — тут же одернула она себя. — Вчера ночью я не давала Антонио отдыха, требуя найти Игнавуса. Это я виновата, что он не выспался. Очень некрасиво! » Но вновь представив Антонио, заснувшего на крохотном табурете и выводящего замысловатые фуги, она не удержала смешок. Служанки подхватили веселье госпожи, и радостный девичий смех разукрасил угрюмую атмосферу покоев.

— О чем веселье? — произнес сумрачный голос — Можно мне присоединиться?

На пороге стоял сам Антонио — с заспанным лицом, в слегка помятом камзоле и сигаретой в зубах. Девушки тут же перестали смеяться, поспешно вскочили со своих мест и предательски ретировались. Антонио подозрительно глянул им вслед, затем посмотрел на Серафиму. Сиятельная дочь залилась краской от стыда.

— Так, — произнес он, входя в комнату, — судя по всему, речь шла обо мне.

— Антонио, пожалуйста…

— Кажется, я забыл закрыть дверь в свою комнату, и, очевидно, эти девчонки подсмотрели, как я неудачно уснул на табурете…

— Прости, Антонио.

Он оказался возле Серафимы и улыбнулся:

— Хорошо, я вас прощаю.

— Ты не сердишься?

— Сержусь? Разве я похож на вашу наставницу, которая сходит с ума от подобной ерунды? И потом я просто счастлив, что хотя бы так сумел развеять ваше хмурое настроение. Ибо еще вчера даже не представлял, как это сделать.