Кирилл Алейников - История оборотня

Фамилия, которую носил Стюард, была примечательна тем, что в Военно-Морском Флоте США один из самых мощных авианосцев носит название «Нимиц». Более того, в начале службы Мартин Нимиц числился в личном составе именно этого авианосца, что сразу же сделало его неописуемо популярным среди матросов.

Стюард не попал на Флот по вовсе уж идиотской причине. При зачислении в Вооруженные Силы он так надрался на вечеринке в честь собственного ухода, что самостоятельно прийти на призывной пункт не смог. Вместо него туда отправились его друзья и, решив пошутить, попросили зачислить юношу в морскую пехоту. Когда дело дошло до призыва, Стюард возмущался и требовал перевести его на Флот, но пока бюрократическая машина армии раскручивалась для удовлетворения требования, прошло достаточно времени, чтобы Нимиц привык к пехоте и даже полюбил её. После он отказался от своего требования и решил быть морским пехотинцем. В конце концов, этот род войск тоже, так или иначе, связан с морем и военными кораблями.

Через сорок минут разведчики вернулись к броневику и доложили о результатах наблюдений. Ничего явно намекающего на присутствие пуштунов они не заметили, но по пути следования необходимо было для большей гарантии безопасности проверить несколько ложбинок и утесов. Сержант выслушал бойцов и отдал приказ двигаться дальше. Сизо-черный дым вырвался из выхлопных труб дизельного двигателя, и колеса броневика зашелестели по гальке.

Пехотинцы уселись на броне точно так же, как и многие часы до этого: Томас Деринджер впереди рядом с пулеметом, за ним с этим самым пулеметом между ног на турели восседал белобрысый Юджин Паркинс, рядом с которым лениво хмурился от солнечного света капрал Джонатан Риддл. Корму броневика, свесив ноги, занимали сержант Макс Лэсли и рядовой Стюард Нимиц.

В вышине пронзительно крикнул коршун и завалился на крыло, уходя по широкой спирали куда-то вниз. Сержант достал рацию и связался со штабом, чтобы доложить обстановку. Когда он говорил, что кроме одинокого араба им никто так и не встретился, передние колеса бронетранспортера въехали на большой плоский камень, отчего всех бойцов тряхнуло. В следующее мгновение под днищем машины разорвалась самодельная мина...

Нос БТРа задрался вверх, и из-под него хлынуло во все стороны как будто жидкое пламя. Десятимиллиметровые стальные листы брони разорвались словно бумажные, и куски металла полетели в разные стороны, со звоном врезаясь в горные породы. Четыре передних колеса отделились от корпуса и по дуге устремились следом. Взрыв произошел аккурат под тем местом, где сидел Деринджер, моментально убив рядового. Пламя и осколки превратили тело Паркинса в некое подобие фарша, водитель броневика, сидевший внутри, почти моментально сгорел дотла.

Взрывной волной остальных бойцов оглушило и отбросило назад. Тут же из-за ближайшего утеса раздались автоматные очереди. Капрал, который после мощного взрыва остался жив только благодаря Паркинсу, чье тело закрыло его от шквала раскаленных осколков стали, бросился к лежащему ничком Нимицу и оттащил его в укрытие за большой валун. Нимиц был жив и постепенно приходил в себя. Не дожидаясь, пока рядовой очухается, капрал бросился к сержанту — тот безуспешно пытался подняться на переломанные ноги. Схватив сержанта за одежду, Риддл взвалил его себе на плечи, но не успел сделать и пары шагов, как очередь из автомата лишила сержанта жизни.

— Попались! — выругался капрал и аккуратно опустил безжизненное тело Лэсли рядом с Нимицом. — Ты в порядке? — спросил он рядового и получил утвердительный ответ. После чего обернулся и провел быструю рекогносцировку. Враг засел за скальным уступом на той же стороне коридора, где находился и валун, ставший временным укрытием. Судя по выстрелам, отряд талибов немногочисленный: стрекотали всего два автомата. В условиях учений два морских пехотинца играючи обезвреживают отряд из пяти-шести противников, но то учения. Теперь же предстояло раз и навсегда выяснить, кто сильнее: морской пехотинец, заброшенный на незнакомую и непривычную для него землю волей политиканов, или местный житель, абориген, вооруженный не хуже пехотинца и привыкший за века к партизанской войне. Тот, кто окажется сильнее, останется жив. Слабый же будет убит. Основной закон живой природы работает и на войне, потому что войну ведут люди, а люди — часть природы, сколько бы они не пытались доказать обратное.

Позади валуна склон был достаточно разнообразен, чтобы попытаться подняться по нему и зайти врагу с тыла. Сержант перекинул винтовку на спину и стал карабкаться, цепляясь бугристыми от мышц руками за острые выступы. Следом последовал Нимиц. Автоматы Калашникова — бойцы определили характерный стрекот этого оружия безошибочно — умолкли, и ни один звук не нарушал тишину, царившую в коридоре, если не считать охватившее лежащий на боку броневик потрескивающее пламя. В своем первом бою в Кабуле Нимиц так сильно растерялся, что выронил винтовку из рук и готов был бежать. Тогда в его голове стоял сплошной сумбур из обрывков мыслей и страха. Сейчас же, взбираясь следом за капралом все выше и выше, он был абсолютно спокоен и лишь изредка тряс головой, когда земля сыпалась ему на лицо. Он понимал, что из шести членов их экипажа за несколько секунд осталось только двое, но почему-то готов был встретить смерть. Там, в Кабуле, в уличном бою с талибами он был ещё не готов. Наверное, не стал настоящим солдатом без страха и упрека. Теперь он готов умереть, и виной тому явился, скорее всего, шок, полученный при взрыве самодельного фугаса.

Должен ли солдат мириться с собственной смертью, когда ситуация явно не в его пользу? Должен ли солдат вообще мириться со смертью? Наверное, нет, потому что он и есть смерть для своих врагов. Но могут ли быть враги у солдата? Враги есть у государства, той страны, которой боец принадлежит, но не у него самого. И сейчас, взбираясь всё выше и выше над горящим остовом броневика, Нимиц готов был победить врагов или окончательно проиграть, но не из-за большой любви к родине, не из-за глубоких патриотических убеждений, а из простого желания жить. Политические и военные высокие чины, пускающие армии в бой, сами при этом нежатся в мягкий креслах за шикарно накрытыми столами в сотнях и тысячах километров от линии фронта. Они могут взывать к патриотизму солдат и говорить, что каждая очередная победа — это их заслуга как начальников и заслуга солдат как истинных защитников родины. Но солдат в реальном бою не думает о высоких и не очень материях. Он поставлен перед простым выбором: победить или умереть. Поэтому он и готов отдать свою жизнь — лишь бы победить.