Максим Резниченко - Мертвый Город

– Хорошо, – соглашается Клаус. – Может быть, стоит…

Он осекается на полуслове, а прямо возле моего лица, обдав воздухом и рассерженно гудя, проносится с огромной скоростью гигантская пчела. Кажется, я даже увидел, как поднимаются и опускаются ее крылья. Вот насекомое изгибается, выставляя жало вперед. Все происходит так быстро, что я не успеваю моргнуть. С глухим звуком пчела врезается в Соню, стоящую позади меня, попав ей в шею. Еще миг пчела безвольно висит, а потом исчезает, сдохнув. Вскидывая руки, девушка негромко вскрикивает. У Сони сразу подгибаются ноги, и она оседает на землю, но Клаус, который стоит рядом, подхватывает ее, не давая упасть. Нет! Я не верю своим глазам и не хочу им верить! Нет, этого не может быть! Я уже рядом. Заставляю появиться обычную, но широкую деревянную лавку и помогаю Клаусу уложить на нее девушку. Срываю с нее шлем, откидываю его в сторону. Неудобно, но мне почти сразу удается снять с лежащей девушки бронежилет. Соня испуганно смотрит на меня своими огромными голубыми глазами и пытается что-то сказать, но у нее ничего не выходит. Она болезненно морщится и тянет руки к шее. Клаус удерживает их, а я, лихорадочно вспоминая, начинаю оказывать ей первую помощь. Сначала оглядываю распухающую на глазах ранку, но жала не видно. Бог с ним.

– Потерпи немного. Сейчас я тебя вылечу, – шепчу я в синие глаза.

«Достаю» бутылочку с йодом, откручиваю крышку и щедро выплескиваю его прямо на ранку. Что там дальше: уксус или марганцовка? Да какая разница!? «Достаю» столовый уксус, который должен нейтрализовать яд, и не менее щедро лью его девушке на шею. В моей руке появляется бинт, уже влажный от раствора марганцовки, заставляю его остыть до обжигающего руки холода и прикладываю к ранке. Смутно помню, что можно использовать еще и компресс из петрушки, подорожника и еще каких-то трав, но для начала решаю немного выждать.

Шея девушки опухает прямо на глазах, заставляя ее прикладывать огромные усилия, чтобы просто дышать. Из ее закрытых глаз текут слезы, прочерчивая на темной от грязи коже светлые полосы. Я вижу, как она сильно мучается. Проклятье! Проклятье! Соня бледнеет все сильнее, ее губы уже наливаются безжизненной синевой. Она широко раскрывает глаза и, вырывая свои руки из рук Клауса, начинает отчаянно царапать шею, оставляя на ней кровавые следы.

– Держи ее! – ору Клаусу не своим голосом. – Да держи же ее, твою мать!

Другого выхода просто нет. Я быстро подкладываю под шею девушки пузатую бутылку воды, заставляя ту запрокинуть голову так, что трахея оказывается максимально близко к коже. Я вижу, что Соня совсем не может дышать. Клаус уже полностью залез на нее, прижимая своим весом ее руки, ноги и не давая девушке вырываться. С треском отрываемых пуговиц распахиваю ее рубашку так, чтобы была видна яременная вена. Щедро плещу йодом, обеззараживая участок шеи. У меня в руке острейший скальпель, какой я только могу себе представить. Соня затихает и уже не шевелится. Стараюсь не думать об этом и смахиваю с глаз градом льющий пот. А сейчас спешить нужно осторожно. Пытаюсь нащупать трахейную мембрану, она должна быть между гортанью и щитовидкой, но шея девушки опухла так сильно, что мои пальцы не могут ничего нащупать. К счастью, если так вообще можно сказать, укус пришелся в верхнюю часть шеи, практически под ухо, поэтому и возможно то, что я собираюсь сейчас сделать. Нет, ничего не прощупывается. Придется рискнуть. Перехватываю скальпель удобнее. Мой указательный палец – на лезвии, в сантиметре от его кончика. Делаю осторожный надрез, стараясь уложиться в сантиметровую глубину – указательный палец не дает лезвию углубиться ниже. В длину разрез около полутора сантиметров, и этого достаточно. Почти сразу раздается свист, с которым воздух попадает в легкие девушки.

– Держи крепко! – бросаю Клаусу, но он итак не нуждается в советах – парень надежно держит Соню.

Она заходится сильным кашлем, но почти сразу ее дыхание нормализуется. Выгнутая шея дает сейчас ей дышать, но я еще не закончил. «Достаю» пластиковую трубку примерно семи сантиметровой длины. Она сужается с одной стороны и расширяется с другой, изгибаясь по всей длине. Тут же обрабатываю ее спиртом и ввожу узким концом в сделанный разрез. Заглубляю на две трети. Остается только ее закрепить. Обвязываю шею девушки бинтом, накидывая им несколько петель на расширитель. Все. Соня дышит, но она по-прежнему без сознания. Устало опускаюсь на край лавки и, «достав» сигарету трясущимися от напряжения руками, закуриваю. Спички выпадают из моих пальцев и рассыпаются по грязи. Тихо матерюсь сквозь зубы, но тут Клаус подносит мне огонь зажигалки. Глубоко затягиваюсь и только тут замечаю, что мои руки перепачканы в крови Сони. Самой крови почти не было, когда я делал трахеостомию. Или было? Не знаю. Мысли путаются.

– Ты молодец, – негромко говорит Клаус, продолжающий удерживать руки девушки, и я поднимаю на него глаза. Мне совершенно не хочется даже пытаться разобраться в его чувствах и эмоциях, поэтому лишь пожимаю плечами.

Не хочу ничего говорить. Не хочу ничего делать. А сейчас придет откат, и тогда меня затрясет совсем не по-детски. За минуту выкуриваю сигарету и, выбрасывая прочь окурок, слышу слабый стон. Оборачиваюсь. Шея Сони вроде больше не опухает. Ее грудь часто поднимается и опускается. Прикладываю ладонь к ее лбу и сразу чувствую жар, да и лицо у девушки ненормального цвета, какая-то сыпь на нем. Ясно, что это аллергическая реакция на пчелиный яд. И какие нужны лекарства? Не знаю, никогда не сталкивался с подобным.

– Нужно вколоть ей антигистамин, – говорит Клаус.

– Это что-то антиаллергенное?

– Да, – кивает он, – только…

– Что? – спрашиваю, видя, что он запинается на полуслове.

– Здесь не подойдут обычные в таких случаях кларитин, супрастин и им подобные препараты.

– Ты знаешь, что поможет?

– Возможно, преднизолон. Это сильнейший антигистамин…

– Ты можешь его «достать»? – перебиваю его.

Клаус кивает, и через несколько секунд у него в руке оказывается шприц.

– Здесь тридцать миллиграмм – минимальная доза.

– Коли.

– Ты уверен?

– А ты уверен, что она проживет без него хотя бы час?

– А потом?

– Потом нас уже здесь не будет. Коли! – бросаю ему зло, устав от спора.

Ничего больше не говоря, Клаус закатывает девушке рукав, бьет несколько раз по руке, выявляя вену. Точным движением колет шприцом и вводит препарат.

– Как быстро он подействует?

– Сразу.

И действительно, опухлость и сыпь, охватившие все лицо и шею Сони, заметно уменьшаются. Но девушка до сих пор без сознания. Оглядываюсь. Грязь, оставленная мной без внимания, уже не кипит, и пар не клубится, он полупрозрачной завесой висит перед нами. Повинуясь моей воле, поднимается ветер. За несколько секунд он рвет и развеивает в воздухе белесую муть. Никаких пчел или других тварей не видно. На нас тянет прохладой, когда в густой жиже промерзает новая тропа. Нам еще нужно добраться до здания, где я надеюсь найти врага. Счет к нему, и без того великий, увеличился многократно, но сейчас я должен думать о другом.