Максим Резниченко - Мертвый Город

– Еще у тебя голубые глаза, – и передаю ему мыслеобраз, как вижу его я: огромный змей-альбинос, со сверкающей на солнце, как горный снег, чешуей и светло-синими, как море у берегов Испании, глазами.

Однако я отдаю себе отчет в том, что передо мной не веселое и беззаботное существо, хотя именно так Страж себя сейчас ведет, а смертельно опасный, даже опаснее, чем был, хищник… И еще он мне безумно рад. Эта мысль снова сбивает меня с толку, даря новое и до сих пор незнакомое ощущение родства.

Высокое солнце ощутимо припекает голову, хотя по идее сейчас должен быть вечер. Я поднимаюсь со стула и пускаюсь в путь по появившейся тропе из заиндевевшей грязи. Страж не отстает от меня и даже пытается по-дружески толкнуть легонько. Как результат, я отлетаю на несколько метров и падаю на землю. Ловлю себя на мысли, что даже разозлиться не могу на змея и чувствую его острое сожаление от причиненной мне боли. Его яркие и чистые, как родниковая вода, мысли заставляют меня прикусить язык и не позволить выругаться даже про себя.

Серая громада приближается с каждым шагом, и спустя какое-то время я и следующий за мной Страж оказываемся рядом с неподвижно застывшим осьминогом. Бронированные створки век ползут вверх, и большие черные глаза смотрят сначала на меня, потом – на змея. Меня не оставляет уверенность, что никакого конфликта между ними не произойдет. Так и получается. Страж без признаков агрессии изучает головоногого, а тот так же внимательно глядит на змея. Через некоторое время осьминог закрывает глаза и более не обращает на нас внимания.

Мне остается совершить то, ради чего я до сих пор еще не покинул этот сон. Признаться, встреча со смертельно раненным змеем оказалась для меня неожиданной, потому что я считал, что с гибелью его создателя, Страж долго не протянет. Но как получилось, так получилось, и я ни о чем не жалею.

Поворачиваюсь спиной к болоту. Слева от меня – гигантский осьминог, справа – змей. Более чем странная компания, но я рад и ей. Бросаю на Стража мимолетный взгляд и машинально отмечаю, что его чешуя совершенно не испачкалась в грязи.

У меня нет времени, чтобы заниматься похоронами своих друзей, да они, собственно, и не нужны. Мои глаза смотрят на двадцатиэтажное здание. Даже с такого расстояния видна частая сеть трещин, покрывших его стены в тех местах, куда в смертельных судорогах бил змей. Повинуясь моей воле, трещины ширятся и расползаются по всему зданию. Мелкие, а потом все крупнее, осколки начинают сыпаться уже через несколько секунд, и вот уже стены разваливаются, поднимая в воздух тучи пыли. Порывы резкого ветра бьют мне в спину, они рвут и уносят прочь клубящуюся муть.

У меня нет времени на печаль и скорбь, да они и не совсем уместны. Но все равно лица друзей мелькают перед моим мысленным взором, снова и снова напоминая о том, что были живы. Они печалились, смеялись, злились, радовались. Они жили, и они умирали.

Пусть все оказалось совсем не так, как я думал. Пусть мои друзья даже не подозревают о том, что здесь произошло. Пусть они не имеют никакого отношения к тем, кто выдавал себя за них. Пусть…

Смертельно бледный Угрюмый, бросающий мне напоследок обидные слова…

Испускающая последний вздох Катя, слишком уставшая, чтобы потерпеть совсем чуть-чуть…

Захлебывающийся собственный кровью, пронзенный жалом скорпиона Семен…

Умирающая на моих руках Соня…

Все это время именно они были моими самыми близкими людьми. Мы вместе сражались, вместе проживали эти часы. А все остальное – неважно.

Светлая печаль, разбавленная легким сожалением, витает вокруг теплым и невесомым ветерком. Медленно открываю плотно сомкнутые веки. Я стою перед очень широкой дорогой, вымощенной светло-серым камнем, которая дальним концом упирается в то место, где еще несколько минут назад стояло двадцатиэтажное здание. Дорога широка достаточно, чтобы по ней мог передвигаться осьминог. По обе стороны высятся крепкие деревья. Яркая зелень их густой листвы щедро пестреет белыми, розовыми и голубыми распущенными цветами. В воздухе витают ароматы свежескошенной травы и цветущих деревьев. Коротко стриженый газон изумрудной травы покрывает землю вокруг. От основной дороги-тропы отходят ответвления дорожек чуть поуже, и вдоль них стоят деревянные скамьи с изогнутыми спинками. Пусть это будет началом.

Оглядываюсь на осьминога, а он даже глаз не открыл. Потом смотрю на Стража, который тут же поворачивает ко мне голову и глядит своими синими глазищами, от цвета которых что-то сжимается внутри.

– Постарайся ничего здесь не сломать, – говорю ему, – хотя уверен, что ты не послушаешься.

Кусок огромного, сочащегося кровью мяса вдруг появляется передо мной и с громким шлепком падает на землю. Ошарашено гляжу на него. Робкая просьба разделить трапезу коротким, но ярким образом вспыхивает в голове. Что же, этого можно было ожидать. Если уж Стражи, которых я создаю обычно, способны в какой-то мере работать с тканью сна, то чего уж говорить об этом гиганте? Погрустневший на мгновенье полученным от меня отказом змей спустя секунду заглатывает мясо, снова обдав меня своим «ароматом» из пасти.

Легкий бриз, дующий мне в спину, несет с собой приятную свежесть, и я поворачиваюсь, чтобы проверить свою работу. На месте гниющего болота искрится и сверкает в лучах солнца озеро чистой воды. Река не впадает в него, а водоем питают исключительно подземные источники. А вот из него в реку течет чистая вода. Может быть, позже, когда будет время, я смогу уделить достаточно внимания и реке, но не сейчас.

Я вижу, как осьминог приходит в движение. Он широко раскидывает свои щупальца, цепляется ими за землю и подтягивает тело. С громким шорохом и каким-то утробным гулом он достаточно быстро соскальзывает вниз к самой воде, оказывается в ней и совсем скоро исчезает с поверхности, пустив напоследок большие пузыри воздуха.

Все.

Пора.

Я начинаю уходить и успеваю уловить печаль от расставания, исходящую от Стража.

– Мы обязательно увидимся, – искренне обещаю ему.

Бросаю последний взгляд туда, где заканчивается дорога-тропа, по которой уже вряд ли будет передвигаться осьминог, перебравшийся жить в озеро. Пусть мой новый друг пользуется ею единовластно, в таком случае. Там, где стояло здание, высится невысокий зеленый холм. Он полностью покрыт ярко и жизнерадостно цветущими ромашками.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ