Алекс Орлов - Тени войны

Безобразие сразу прекратилось само собой. Вывалянные в грязи подданные, будто застигнутые врасплох восходом Бонакуса, с восторгом взирали на приближавшуюся процессию с носилками императора.

По обе стороны от носилок неприступным частоколом следовала охрана. В короткорукавных кольчугах из железных бляшек, ходивших в империи монетой, охрана была похожа на стаю откормленных карасей. Шлемы на головах охранников, изготовленные из голов морских змей, выглядели устрашающе. Один их вид заставлял горожан держаться на почтительном расстоянии.

Телохранители шли размеренным шагом, и только бегавшие в щелях шлемов зрачки да напряженные руки, сжимавшие иглы, выдавали ежесекундную готовность к любой неожиданности со стороны толпы.

Народ расступился, освобождая дорогу процессии и дивясь ее великолепию. Первыми шли десять барабанщиков, за ними — дюжина гладких кастрированных рабов, разукрашенных перьями, цветами и ленточками.

Далее следовал сам император в закрытых носилках, обтянутых тонкой серебристой материей. Пришитые к ней жемчужные шарики создавали диковинный мерцающий орнамент.

Носилки несли рослые слуги из вольных. На их голых торсах бугрились напряженные мышцы, а по лицам стекали капли пота.

За носилками семенил на кривых ногах Худина. А уже за личным рабом императора тянулась кавалькада придворных на белых и желтых буйволах.

Не успело все это сверкающее великолепие остановиться, как раздался одинокий крик:

— Смотрите, Ахха идет! Ахха идет!

И действительно, взметая пыль и пестрея парадными флагами, из-за холма выходило войско, а точнее, то, что осталось от экспедиции нарвада Аххи.

На какое-то мгновение все забыли об императоре, и он, поддерживаемый Худиной, выбрался из глубины носилок и сошел на землю. Телохранители мгновенно окружили божественного, построившись вокруг него в каре.

Сам император, как и весь народ вокруг, со все возрастающим волнением смотрел на дорогу. Однако пыль и расстояние мешали ему увидеть своего доблестного Ирри — любимого сына, который вернул ему покой и радость жизни.

Колонна приближалась довольно быстро, и уже можно было разглядеть, что в первых рядах Ирри нет. Не было его и в последующих.

Глаза Тро застлали счастливые слезы, к горлу подкатил ком — старик едва сдерживался, чтобы не расплакаться от радости. Он ведь так переживал за сына — военный поход не шутка! Но все обошлось, и вот он видит, как его молодой и красивый Ирри вырвался на своем белоснежном буйволе вперед. Да-да, он, конечно же, спешит обнять своего отца. Но, проклятая старость, слезы жгут глаза и не дают рассмотреть дорогие черты.

— Худина! Ты видишь?! Это Ирри! Мой сын жив! Мой Ирри…

Худина смотрел широко раскрытыми глазами и, ничего не понимая, переводил взгляд с всадника на императора, потом снова на всадника.

— Сын мой… — слабым голосом продребезжал Тро и, протянув вперед руки, сделал шаг.

Худина наконец понял весь смысл происходящего и в ужасе закрыл лицо руками.

Ахха легко соскочил с буйвола, подбежал к императору и упал на колени у его ног.

— Ирри… — Император дотронулся до плеча Аххи. — Ты-ы?! А где Ирри? Где мой Ирри?! — закричал Тро тоскливо, словно почуявшее смерть животное. И этот крик заставил вздрогнуть всех вокруг. — Говори! Нет-нет! Молчи! Я доверил тебе самое дорогое, а ты… Ты предал меня! — В голосе императора послышалась угроза. — Я… я… А-а-а! — Тро схватился рукой за сердце, закачался, как старый шалаш под ветром, и повалился на землю.

Худина бросился к своему господину. Подбежал лекарь, подскочили несколько придворных с испуганными лицами, но через минуту все отступили от тела и застыли, низко опустив головы.

Худина не таясь плакал, и лицо его дергалось, перекашиваясь безобразными судорогами.

Ахха тем временем поднялся с колен и принялся невозмутимо отряхивать штаны. Затем преспокойно взобрался на спину своего скакуна и вяло махнул рукой, призывая войско следовать за ним.

Колонна, чуть-чуть отвернув в сторону и потеснив толпу, обошла скучившуюся в растерянности свиту уже не существующего императора.

Внезапно Худина, первым очнувшись от оцепенения, бросился к Аххе и, уцепившись за стремена, завопил:

— Да здравствует император Ахха! Ура! Ура!

Толпа зевак вмиг оживилась и взорвалась пьяными криками:

— Ура новому императору! Да здравствует Ахха!

И тотчас охранники и вся свита покойного Тро пристроились в хвост войсковой колонне. Сверкающие носилки тоже поплыли вслед за новым императором.

Теперь Ахха входил в Тротиум как победитель, одержавший свою главную победу.

Весь народ и даже последние пьяницы с разбитыми в драке лицами устремились в город, где продолжался праздник и можно было ожидать угощения от нового императора. У главных ворот среди битых черепков, раздавленных фруктов, тряпок и кровавых плевков на пыльной дороге лежал забытый бывший император.

Было жарко, и над телом вились зеленые мухи. Голодные собаки, осторожно принюхиваясь, медленно сужали свои круги. За городской стеной играла музыка, смеялись люди, и только эти громкие звуки мешали псам начать дележку добычи немедленно.

Став полноправным правителем, Ахха первым делом сменил резиденцию монархов и жил теперь на другом конце города. Сумрачный замок Тро напоминал ему о былых унижениях, да и не нравился он новому императору. Поэтому в качестве своей резиденции Ахха выбрал белый, словно мертвый коралл, дворец, утопающий в зелени и имеющий просторные и светлые залы.

Изменился и весь уклад придворной жизни. Четыре сотни покалеченных рабов Ахха оставил при себе. Он не устраивал из них «живого ковра», но научил их маршировать с красивыми перестроениями и каждый новый день начинал со строевого смотра.

Худина, спасший себе жизнь провозглашением нового императора, был удален на кухню. Многочисленные враги бывшего раба-фаворита весьма радовались этому, однако и их, чванливых вельмож, новый император не жаловал. Ему претила лесть, и он сердито косился на тех, кто пытался петь на старый мотив. Ахха признавал только военные заслуги. От тех, кто таковых не имел, но желал подняться в дворцовой иерархии, принимались богатые пожертвования на нужды армии.

Новый император не устраивал утренних выходов, довольствуясь муштрой безруких рабов. Ежедневной аудиенции монарха удостаивались только Моххад, Сеик и Заппа. Моххад стал теперь нарвадом империи, Сеик — главой императорской канцелярии, а Заппа — начальником охраны. Видеть кого-нибудь еще Ахха не желал, и бывшие завсегдатаи императорского дворца целыми днями просиживали в залах первого этажа, надеясь хотя бы случайно увидеть императора и засвидетельствовать ему свое почтение.