Алекс Орлов - Тени войны

Прислуживали Аххе всего несколько молодых рабов, у которых уши еще не зажили после обрезания. И когда император перемещался с этажа на этаж, они бежали вслед за ним, перетаскивая подушки, ковры и подносы с фруктами.

Когда скука особенно одолевала императора, он устраивал в своем саду гладиаторские бои, а иногда, пребывая в мрачном настроении, казнил кого-нибудь из фаворитов бывшего императора. Поначалу это приносило некоторое успокоение, но ненадолго. Без войны Ахха старел и терял интерес к жизни.

— Нам нужно готовиться к новому походу… — сказал как-то император, испытывая приступ послеобеденной хандры.

— К счастью или сожалению, мой император, у нас нет реальных врагов, — заметил Моххад и почесал живот эфесом меча. — Но я знаю, как подогреть себя, не участвуя в сражениях…

— Это как же? — заинтересовался Ахха.

— Вам нужно жениться, мой император. Жениться и утешаться с молодой женой. Она будет отнимать у вас столько сил, что иная война покажется отдыхом…

«А почему бы и нет? — подумал император. — Ведь я не стар, мне нет шестидесяти. Есть еще возможность порадовать империю наследниками, а то ведь даже дурачок Ое случайно выпал из окна, и принцев в государстве не осталось. Императором я уже стал, так куда же направить свои силы? На войну? Но с кем? Замахнуться на неизведанные земли, что простираются за Полем Мертвых? Но это святотатство. За это многие расплачивались жизнью, а те, кому повезло, возвратились, потеряв рассудок… Значит, жениться?»

Так и не придя ни к какому выводу, Ахха занялся муштрой рабов.

Как-то раз, через месяц после триумфального прибытия в Тротиум, маясь от скуки, Ахха неожиданно вспомнил о двух пленниках. Владыка полулежал среди вышитых подушек и вдыхал запахи, поднимавшиеся из сада. Где-то внизу щелкали ножницы садовника и громко маршировали сменяющиеся стражники.

— Заппа, — позвал император.

— Заппа! — продублировал зов императора охранник, стоявший у выхода на террасу дворца.

Тут же послышался топот, звякнули шпоры, и начальник охраны предстал перед Аххой.

— Я слушаю, мой повелитель! — воскликнул он и согнулся в поклоне.

— Заппа, а где наши муюмы? Я, признаться, забыл о них. Смерть дорогого брата так огорчила меня, что я ослаб памятью. Где они и чем занимаются?

— Женщина среди рабынь, а мужчина в башне, в той, что в старом замке.

— Ты говоришь, в башне? А что он натворил?

— Я полагал, — губы Заппы тронула еле заметная улыбка, — там он будет целее. Ведь он собственность императора. К тому же он живет в башне не как узник, а как гость императора. Пол его жилища устлан богатыми коврами, а постель — мягкими подушками. У него хорошая еда, крепкий зе. Мы даже приводили ему женщину. О чем еще можно мечтать?

— Женщину?! Ах, собачьи головы! Ну и придумали! — засмеялся Ахха. — Ну и как?

— Он отказался от нее. Сказал, что пока отказывается от женщин и от зе.

— Отказывается от зе?! Это интересно. — Ахха, опершись на подставленное плечо раба, встал с подушек и несколько раз обошел деревянный столик со сладостями. Затем задумчиво дотронулся до лысой головы раба и спросил: — Он что, больной, этот Морри?

— Как вы сказали? Прошу простить, но я не расслышал, мой повелитель, — виновато произнес Заппа.

— Я сказал: Морри. Так его зовут, — пояснил Ахха и недовольно пожевал губами. Он подумал, что зря проговорился и показал, что знает имя пленника.

— Да, я думаю, так оно и есть, мой повелитель. Иногда он начинает прыгать, как необъезженный буйвол, размахивает руками, ногами. Потом, когда устанет, садится на пол и отдыхает, закрыв глаза. И долго так сидит, как мертвый. И даже, кажется, не дышит. Так что, скорее всего, он больной.

— Ну хорошо, хорошо. А как чувствует себя пленница?

— О великий! Она прекрасно чувствует себя, только мало улыбается. Приходится часто менять охрану, так как мои люди просто тают от ее красоты. К тому же она так держит себя, будто ей принадлежит полмира. А рабыни, хоть и знают, что она тоже собственность императора, такая же, как они, ухаживают за ней, как за госпожой. Она же, мой повелитель, принимает это как должное.

— Это очень интересно, Заппа. Честно говоря, во время похода я так и не удосужился посмотреть на нее. А что же в ней необычного?

— У нее большие глаза, и не фиолетовые, как у нас, а серые, как жало боевой иглы. Волосы напоминают по цвету благородных желтых буйволов, и кожа — как спелый сладкий плод. И еще… — Голос Заппы стал хрипловатым. — Ее ногти, они розовые, мой повелитель.

— Да ты какие-то сказки рассказываешь… — махнул рукой Ахха.

— Он говорит правду, божественный, — подал голос стоявший неподалеку всегда молчаливый Моххад. При этом император удивился так, будто заговорила статуя.

— Ты?! — вскинул брови император. — Ты тоже видел ее?!

Моххад не ответил на этот вопрос, а лишь пробубнил:

— И еще у наших женщин нос смотрит вниз, а у этой он дерзко задран. Это и раздражает, и нравится… — развел руками Моххад.

«Что ж, если даже этот кремень восхищается пленницей, ее необходимо увидеть», — решил император.

— Заппа, сегодня до ужина доставь этих пленников во дворец.

— Слушаюсь, мой повелитель.

— Эре! Ну что ты там копаешься? Скоро придут священные посланники, а я еще не одет.

— Иду, господин старший жрец, иду! — послышался из маленькой кладовой скрипучий голос. Кряхтя и охая, оттуда выбралась хромая старуха и заковыляла к своему хозяину. Она накинула на него серебристый плащ, закрепила его металлической застежкой и при этом нечаянно уколола старшего жреца в заплывшее жиром плечо.

— Ой, ведьма! Ты специально это делаешь, да? Со свету меня сжить хочешь, собака облезлая?!

— Штой, не дергайша, а то еще брюхо пропорю! — сердито прошамкала старуха. Она не боялась хозяина, поскольку знала его не один десяток лет.

Давным-давно, когда старшим жрецом был мудрый Калла, Эре прислуживала ему в храме. Она была молодой и красивой, а Калла был стар и немощен, он даже не смотрел в ее сторону и не интересовался ничем, кроме полуистлевших манускриптов. Но девушке было двадцать лет, и природа заставляла ее искать своего мужчину. Только напрасно она строила свои фиолетовые глазки молодым жрецам, они боялись гнева старого Каллы.

Так и бесилась Эре еще четыре года, пока в храме не появился новый ученик. Юношу звали Алкаи, и ему исполнилось пятнадцать лет. Это был скромный и смышленый мальчик, которого престарелый отец отдал в храм в качестве штрафа за неуважение, проявленное к служителям храма. Бедняга не успел достаточно быстро сотворить тройное падение ниц перед самим Каллой.

Рассерженный старший жрец потребовал компенсацию за проявленное неуважение. Взять у нищего старика было нечего, он и так жил в меловой пещере недалеко от Тротиума. И ему повелели привести в храм сына.