Мэттью Фаррер - Наследие

— Хорошо, — в конце концов, сказала она, и ушла. Только значительно позже она осознала, что так и не подумала, о чем таком могли вести частную беседу Варрон, его жена и его помощники в отдельной комнате на безлюдной палубе в середине искусственной корабельной ночи.

Выступление преподобного Симовы перед судом претора-импримис Дастрома было оскорбительно кратким и совсем не таким, как он ожидал.

Его привели в суд, чтобы он дал показания и ответил на вопросы о том, как были заказаны и устроены клетки, висящие над авеню Соляр, как был задержан и приговорен Гаммо Струн, ныне сидящий в цепях вместе с Симандисом, как работала вся эта ордалия и как обращались с преступниками, в чем заключалась его собственная роль. Он был поражен и подавлен тем, что его миссия на Скале Трайлан завершилась здесь, в считанных километрах от Собора, где она началась, в зале суда, наполненном резким светом и стальными трубами, под взглядом бледного как труп судьи, сидящего на высоком троне.

Симова был не глуп. Экклезиархия усердно работала над тем, чтобы удерживать умы граждан в узде — так же усердно, как и Арбитрес, если не более — и он знал, какие нужны ритуалы и обстановка, чтобы обвиняемый чувствовал благоговейный страх. Восседающий в высоте судья, громогласные приказы и распоряжения, тихие голоса младших испытующих судей, которые разворачивали перед ним хитроумную смесь того, что Арбитрес уже знали и что подозревали, вопросы, спрятанные один внутри другого, сгорбленные писцы и пустоглазые сервиторы-аудиторы, которые записывали каждое слово. Разве он сам не председательствовал на судах над еретиками и святотатцами, где использовались точно те же самые стратегии?

И подлинное унижение заключалось в том, что это работало. Симова вошел в зал суда, полный гнева из-за грубого приема на наблюдательном пункте, и с пренебрежением относился к уверенности Арбитрес в том, что на него подействуют трюки, используемые ими на обычных преступниках. Но он обнаружил, что все равно реагирует именно так, как от него ожидалось: сбивается, стремится оправдаться, заполняет пробелы в том, что они знают. «Вы не под судом, ваше преподобие», повторяли они, и он знал, что это ложь. Это был суд, самый настоящий суд, уж в этом-то он разбирался.

Кроме того, эта высокомерная бандитка, называющая себя арбитром-сеньорис, видимо, умела выхватывать его мысли из воздуха, потому что первое же, что она сказала ему, когда он вышел из четырехметровых дверей зала суда, было:

— Это был суд не над вами, ваше преподобие, но с легкостью мог бы им быть.

Она стояла в середине коридора, в тщательно просчитанной небрежной позе, среди группы облаченных в черную броню Арбитрес. Симова, по-прежнему один, повернулся к ней лицом, в то время как дверь беззвучно закрылась за его спиной. Для пущей уверенности он прикоснулся к золотой аквиле, висящей на цепи вокруг его обширной талии.

— Вам, арбитр, не следовало бы даже разговаривать со мной, не говоря уже о том, чтобы запугивать меня судами и тем, что вы можете — или не можете — со мной сделать. Я не поступлюсь ни единым словом из тех, что я сказал об исходе этого процесса. Я постарался кое-что как следует разъяснить вашим подчиненным, когда мы летели с того несчастного островка…

— Да, конечно. Я вижу, что ваше красноречие превосходит лишь ваша выносливость. В орнитоптере, который отвез вас и Сороритас обратно в улей, были вокс-приемники, вы знали об этом? Все, что вы разъясняли моим многострадальным Арбитрес, записано в инфоковчег, который стоит на столе в моем кабинете. Я пока еще не слушала. Возможно, мне стоит попросить какого-нибудь клерка Бастиона, чтобы он сделал краткое изложение.

— Вы оправдываете худшее из того, что о вас говорят, арбитр Кальпурния, — холодно заявил Симова. — Вы демонстрируете все худшие тенденции арбитратора, который полагается на грубую силу, склонен думать кулаками, сапогами и стволом дробовика, верит в то, что Лекс Империа — это не более чем то, что ему хочется делать, неважно, что думают преданные слуги Императора, которым не посчастливилось…

Он добился результата, хотя и не того, который хотел. Внезапно конец изящной силовой дубинки Кальпурнии уткнулся ему в пупок, и шипы на его наконечнике неприятно укололи его сквозь парчовую ткань рясы. Ее большой палец завис над переключателем энергии.

— Вы стоите здесь, в нашем суде, и читаете мне лекцию о законе Империума и о том, как я могу и как не могу его исполнять, — сказала Кальпурния. — Какое интересное зрелище.

Ее слова звучали легко, но прикованные к нему глаза горели, словно изумрудные лазеры. Симова только сейчас понял, в какую ярость он ее привел.

Он шагнул назад, и она шагнула вперед: дубинка по-прежнему утопала в его толстом животе.

— Вы надзирали за наказаниями тех, кто возводил хулу на Императора, Симова. Вы знаете, что слова способны стать приговором. Только вы забыли об этом. Вы атакуете своими словами авторитет арбитра-генерала Адептус, причем каждой вашей фразы было бы достаточно, чтобы осудить вас по сотне различных кодексов, а потом вы собираетесь учить меня закону, который я знаю и исполняю? Вы забываетесь, и забываетесь слишком сильно, ваше преподобие. Я бы могла казнить вас на месте за то, что вы мне только что сказали, и каждая буква закона облекла бы мои действия железом. Будь вы кем-то иным, ваше преподобие, могла бы даже возникнуть такая ситуация, что я бы сама попала под суд за то, что не казнила бы вас. Не испытывайте меня больше.

— Так значит, арбитр, меня привели сюда именно из-за этого? — Симова постарался, чтобы его тон звучал уважительно и слегка заинтересованно. — Я не думаю, что в то время, как две дюжины Арбитрес… удалили меня, — он все еще не мог произнести «арестовали», хотя это, очевидно, было самое подходящее слово, — и мой эскорт с той скалы, я успел сказать что-то о вас или о вашем авторитете, арбитр. Мы даже не нарушили границы запретной зоны вокруг вашей крепости, хотя наше задание представляло собой не более и не менее чем предъявление требования касательно одного дела, которым вы в настоящий момент руководите. То есть, как вы видите, мы действовали с уважением к вашей власти. На каждом шагу я проявлял сотрудничество и приказывал своим подчиненным сотрудничать. Как вы думаете, сложили бы Сороритас оружие, если бы я не отдал им четкий приказ? Они были готовы сразиться за меня на том островке.

— На котором вы, кстати говоря, не имели права находиться, ваше преподобие. Вы должны были оставаться здесь и готовиться предстать перед трибуналом Дастрома.