Максим Бояринов - Год ворона, книга первая

— Слушай, Лю… э… Мила. Такой вот вопрос к тебе.

Девчонка отрывает взгляд от изучения висящего напротив нее полотенца:

— Да…

— С отцом перед тем, как он… ну короче, что необычное происходило? Может не необычное, а такое, что не каждый день случалось?

Мила морщит лоб, старательно вспоминая:

— Да нет, вроде бы. Все как обычно было… Хотя…

Пауза затягивается, но я не тороплю. Не хватало еще сбить с мысли.

— У меня по четвергам курсы компьютерные в райцентре, — с заметной гордостью произносит пигалица. — Домой поздно возвращаюсь. Отец когда пропал, — шмыгает носом, — как раз четверг был. Я в девять вернулась, его не было уже. А на столе посуда грязная. Тарелки, вилки. На троих, получается. В общем, гости были, но не его друзья, это точно. Водка дорогая очень. И не допили. А наши такую даже на праздники не берут, а то, что берут, вытряхивают до капли. И пакеты из «Великой Кышени» были.

Ага. Уже теплее. Супермаркета в Русе вообще нет, никакого. Ближайший этой сети — в райцентре. Занятно, блин. Пришли, значит, к дяде Вите гости залетные, попили водки, закусили колбаской… А под утро его мертвым нашли. На улице.

Хотя ничего особо и криминального, на первый взгляд, в этом нет. К примеру, друзья-однополчане по старой дружбе заглянули проездом, посидели-уехали, после чего радушный хозяин решил догнаться и отправился в наливайку. А по дороге домой загнулся. Паленка, сэр… Самое простое, а стало быть, самое вероятное объяснение. Как говорил ребе Оккамер, размахивая мойкой [20] Мойка — сленговое название опасной бритвы : «Изя, таки не усложняйте сибе и люд я м жисть!»… И все бы хорошо, если бы не этот то ли ночной, то ли утренний амбал.

Собственно не он сам по себе, мелкой бандоты у нас, что крыс на помойке, а веревка. Белая и совсем не пушистая. Которую ночной гость прихватил с собой, чтобы повесить девчонку… Не ограбить, не изнасиловать, не прибить ненароком, чтобы не мешала. А целенаправленно убить.

Нет, можно, конечно, провести базовые оперативные мероприятия: прогуляться по ночным точкам, поспрашивать обслугу, побывал ли там Сербин, а если да, то когда и с кем. Поселок маленький, все здесь друг друга знают. Вот только мне весь этот цирк с конями и даром не сдался. В Русе такой как я, пришлый, без связей или группы огнестрельного сочувствия за спиной — никто. Звать которого — никак. Встать на пути у местных бандито-гангстерито, у которых, если верить прошлогодним сводкам наркоконтроля, в таких, как этот, райцентрах собственный замкнутый цикл производства и сбыта — проще сразу повеситься. Как раз и петля имеется. Вон, болтается, сука…

Но все-таки интересно, чем же эти тихие как мыши Сербины так окружающим-то поднасвинячили, да еще всей своей неполной семьей?…

— Витя, слушай, — слова Милы, похоже, уставшей от моего молчаливого сопения, путают мысли. — Значит правду говорят, что ты десантник? И в Югославии воевал?

Честно скажу, от такого вопроса я впадаю в ступор. Какой, нахрен, десант?! Какая, нахрен, Югославия?!

— С чего взяла?

— Ну ты, — мнется Мила, — с этим дрался, прям как в кино! Наши парни по-другому совсем… И про тебя говорили… — она смущенно замолкает.

Второй раз за сверхраннее утро краснею. Вот это картина была, когда я голяком ногами махал. Даже не маслом, а гуашью по штукатурке… Сталлоне с зависти подох бы.

— Это я в детстве фильмы с Джеки Чаном любил. Вот и нахватался. А десантник из меня паршивый. Бутылки об лоб не бью, кирпичи головой не ломаю… И вообще я в нее пью и кушаю…

Дурацкая шутка все же немного разряжает ситуацию. До смеха, конечно, далеко. Но хоть заулыбалась. И тут же, прогнав бесследно улыбку, спрашивает:

— Так что же мне теперь делать?

Тоже мне, бином Ньютона. На этот философский вопрос у меня даже ответ есть. Правда, не полный. Всё никак не могу решить, что делать «ей», или что делать «нам». Но первый шаг несложен.

— Спать ложись, что еще сделаешь? Часов до восьми. Второй раз не сунутся, не дураки. Милицию вызывать смысла нет. Ночью они приедут только если мэра убьют, или там, агрофирменного директора. А если и приедут, мы им что, веревку покажем со скотчем? Засмеют. (А когда отсмеются, то непременно зададутся вопросом, не имел ли место факт сексуально-полового сношения гражданина Верещагина, ранее привлекавшегося по очень интересной статье, с несовершеннолетней гражданкой Сербиной?)

— А утром что?

Вот же настырная какая, блин. Всё тебе разжуй и в рот… положи. А что я положу, ну то есть, расскажу, если и сам не знаю? Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Ну и озвучивать, соответственно…

— Утром тебе надо будет валить отсюда как можно дальше и как можно быстрее. Одна тут пропадешь.

Про то, что пропадет она в смысле прямом, а не переносном, я уточнять не стал. И что ей ни одна собака ни из милиции, ни из прокуратуры не поможет. Про наше гребаное СБУ я вообще молчу. Не стоит девчонке сон портить.

— Куда я свалю, Витя? — Мила смотрит на меня жалобными глазами, — у меня денег ни копейки…

Радость-то какая, обосраться и не жить! Хотя, ради того, чтобы нас с ней разделяло с полтысячи кэмэ, я готов не то что последнюю рубашку, но и почку продать!

— На дорогу тебе наскребу. До зарплаты стрельну у ребят. Ну и если какие побрякушки есть, тоже бери. Лишними не будут. К цыганам не подходи, всё в ломбарде сдашь. Там тебе без паспорта всю цену не дадут, но хоть относительно честно. Кстати, о паспорте. Документы все свои собери. И не забудь, когда уходить будем.

Мила уходит, роется в серванте, возвращается, протягивает мне пачку:

— Эти?

Свидетельство о рождении. Свидетельство о смерти матери. Школьные ведомости с оценками. Какой-то нотариально заверенный «дозвил». Красивый диплом об окончании компьютерных курсов.

— Оно. А паспорт отца здесь, или…

— Здесь. Он дома документы держал, с собой носил только удостоверение офицера запаса.

— Его тоже возьми. Мало ли как повернется…

Пачка документов исчезает в маленьком рюкзачке.

— Все! Сейчас — марш в комнату и дрыхнуть. Я у дверей покемарю, посторожу на всякий пожарный.

Измотанная пережитым девчонка больше вопросов не задает, спорить не пытается. Кивает и молча бочком выскакивает из ванной. Щелкает изнутри ее комнаты шпингалет. И правильно. Защита символическая, но всё лучше, чем дверь нараспашку. Дрыхнуть точно не будет, но пусть хоть сидит тихо. Хотя после таких приключений, бывает, как раз мгновенно падают в сон.

Приволакиваю из зала вытертое и продавленное кресло, ставлю напротив выхода из квартиры. Подпираю на всякий случай дверную ручку шваброй, если замок и вынесут, с ходу все равно не откроют. Ухмыляюсь, вспомнив соответствующую шутку про десяток замков. Нахожу на полу ванной брошенный нож. На кухне, под раковиной обнаруживаю обрезок трубы-дюймовки. Импровизация, конечно, но чем богаты… Стрелять вряд ли будут — шум им не нужен. А чтобы от ножей с битами отмахаться, мне такого арсенала за глаза. Обучен мало-мало.