Алексей Кацай - Ад

Я не верил в то, что сатанистам не было слышно, как в киоске иногда что-то бухает. Но, как бы там ни было, никто из них так и не заглянул в середину. Тогда я отнес это на счет их одурманенности да нашего везения. И лишь спустя некоторое время понял, что был не прав.

А гудение толпы и визжание магистра становились все ближе и ближе, пока не стали различимыми отдельные слова. Пока, покачнувшись в последний раз, наша мышеловка наконец не замерла и кто-то грузный не вскарабкался на нее.

— Ну что, братва моя, — узнал я чуть подвывающий голос Айка, — так лучше?

— В нату-у-уре! — заревела братва. — Теперь слышно. Теперь ви-и-и-идно.

— Трибуну себе устроил, сучонок! — прохрипел было Алексиевский, но я ткнул его локтем в мягкий живот, и он поперхнулся.

Припав глазом к щели между стенкой и жалюзи, я выглянул наружу. Другие тоже нашли какие-то дырки. Поскольку мы находились прямо под Айком, то и обзор у нас был одинаковым. Правда, в отличие от него мы видели только передние ряды, оставив видение панорамное детям Сатаны.

— Бог умер, — торжественно провыл над нами Айк. — Кто не верит, тот пусть пойдет к развалинам церкви и посмотрит на это. Бога никогда не было. А был лишь мелкий фраер, который украл этот мелкий мирок у светосиятельного и который противопоставил своё — уже не мелочное! — коварство его доверчивости да и заточил творца нашего в подземных мирах. Да, братва, я не лоханулся — творца! Именно — творца. Потому что все, сотворенное с нами Богом, было в натуре издевательством над человеческой сущностью, созданной совсем не им. Потому что действительно клевые паханы так не ведут себя. Так ведут себя только злые отчимы. Вспомните, что предлагал нам Бог-отчим. Путь к спасению, к царству небесному — через страдание. Но человек не создан для страданий. Человек создан для счастья и наслаждения. Мы всегда говорили об этом, но нам не верили. И вот сейчас, когда после тысяч лет зловещих заклятий, через руины Бога наш творец возвращается к нам, даже последний Фома-неверующий может убедиться в нашей правоте. Скажи вот ты, братишка, как спасся твой сын, как спасся ты сам, что спасет нас?

Стоящий перед самым киоском упитанный мужичок лет пятидесяти, в сером пиджаке, накинутом на голое тело, поднял свои чуть остекленевшие коровьи глаза:

— Вау светосиятельному, дарующему нам наслаждение и лишающему нас страха! Вау магистру, ведущему нас огненными тропами кайфа к светосиятельному!..

— Ва-а-а-ау! — заорала толпа, даже металлические стенки киоска задребезжали.

— Последнее время я считал, что потерял сына, — снова поднял руку мужичок, призывая к тишине. — Многие из вас знают, как он жил. Я страдал, по глупости своей считая, что он прозябает в наркотиках и разврате, и не понимал, что он уже нашел путь к спасению из этого одичавшего мира. И только тогда, когда светосиятельный прислал к нам пламенное освобождение, когда его слуги продырявили к чертям собачьим крепостные стены земной поверхности, я понял сына своего и пошел за ним. Пошел через великий кайф…

Мужчина вытянул из кармана пластмассовый шприц.

— …по огненной жизни к вечному спасению, лишившись страхов своих. Теперь не пугают меня ни искры, ни раскаленный камень, ни пламя, ни издевательства дураков. Потому что не ощущаю я ни боли, ни страха, как те неверующие. А ощущаю лишь вечный кайф безо всякого рая и царства небесного. И за этот дар благословляю творца нашего! И пусть весь мир зальет океанами магмы, но мы, кто уверовал в светосиятельного, с улыбкой и без ужаса будем служить ему!!! Поскольку верим, что другого пути нет… Кто не с нами, тот против нас! — вдруг завизжал он, выкинув затасканный лозунг, и в его коровьих глазах вспыхнуло что-то холодно-рептилиевое.

Толпа загудела, забормотала, забурлила пузырьками одобрительных выкриков. Кто-то обнимался, кто-то целовался, кто-то хохотал и танцевал на месте, а двое юнцов метнулись к лавовому озерцу и, словно цветы, начали швырять камни в молчаливого кремняка. Молчаливого снаружи. Потому что я ощутил, хоть и несколько слабоватую, волну далекого полуночного ужаса. Рядом тихонечко затрепетала Лианна.

А людям было все равно: они хохотали, веселились, целовались, и к ним присоединялось все больше и больше человекоподобных существ. Инфразвук на них не действовал. Стресс был преодолен. Более того, я увидел, как те первые юнцы побежали по краю озерца, расплескивая ногами маленькие язычки желтоватого пламени. Я наблюдал эту картину какое-то неуловимое мгновение через щель, внезапно возникшую в нагромождении вспотевших тел. Но та сразу же сжалась, выдавив на меня из пространства ощущение невыразимого изумления и дохнув в лицо нереальностью ужаса и реальностью безнадеги.

— Ти-и-ихо! — загрохотал сверху по железу голос Айка. — Тихо, братва!..

И братва моментально смолкла. И я понял, что с некоторых пор приказы магистра будут выполняться неукоснительно. И Лианна чуть ощутимо дрожала рядом со мной, и грубый Алексиевский тяжело хекал в свою невидимую во тьме бородищу:

— Мне говорили, говорили, что кое-кто после наркоты может по огню ходить, а я не верил!..

А к Айку, очевидно, уже кто-то подошел, потому что, напрягая слух, я различил, как этот кто-то попросил:

— Дай ему дозу, ломает чувака!

— А что это за кадр? Наш? — спрашивал таким же шепотком Айк.

— Наш, наш, — отвечал кто-то. — Тот, который тебе про Михаеву Лианку рассказал.

— Хорошо, дай. Но не балуй его, держи на привязи.

Заточенные в металлической тьме, обливаясь потом и размазывая по коже кровь из порезов, мы слышали все это и яростно молчали. Молчала и толпа, ожидая новых слов магистра. И тот сказал.

Таки сказал…

— Братва! Мы объединены огнем, кайфом и новыми способностями. Всем нам не страшна смерть, потому что нас оберегают каменные слуги светосиятельного. Но в то время, когда мы славим их, когда мы спасаемся возле них, именно в это время враги сатаны убивают сторожей человеческих, оставляя наших детей и братьев, дочурок и матерей, родителей и дедов наших без надеги на спасение.

— Сме-е-е-ерть! — заревела, заорала, забурлила толпа.

— Среди нас была чувиха, которая прикидывалась нашей и которая теперь вместе с врагами сатаны охотится на каменных сторожей и гробит их своим холодом и предательством.

— Сме-е-ерть!..

— Среди нас есть чувак, который считался нашим братаном, но разрешил паскуднице слинять, и теперь она охотится на каменных сторожей, гробя их своим холодом и предательством.

— Сме-е-ерть, сме-е-ерть!

— Что же делать нам с теми, кто охотится на каменных сторожей, гробя их своим холодом и предательством?

Толпа взбесилась, и даже авторитет магистра не сразу ее успокоил. Но все же успокоил…